Держава богов
Шрифт:
Забыв о гневе, Нахадот повернулся ко мне. И вот уже все Трое уставились на меня, излучая жалость и скорбь. Я улыбнулся в ответ. Мое отчаяние сделалось окончательно беспросветным.
– Прекрасно, – сказал я. – На полминуты вы вообще позабыли, что я здесь сижу.
Нахадот стиснул зубы. Я заметил это и испытал угрюмую гордость.
Йейнэ, вздохнув, прошла между своими рослыми братьями, наградив каждого укоризненным взглядом, и опустилась напротив меня на корточки, балансируя на подушечках пальцев. Она была, по обыкновению, босиком. Я не пошевелился,
– Есть еще один способ, – прервал молчание Нахадот. Он говорил медленно и неохотно. Обычно перемены давались ему легко, но только не эта. – Когда мы втроем заодно, все делается возможным…
И опять Итемпас обманул мои ожидания.
– Вернуть Сиэю божественность – наша общая цель и общее желание, – сказал он.
Он говорил чопорно, потому что ему было очень трудно меняться. И все же он совершил это усилие, хотя оно и выглядело запредельным. Речь шла о том, чтобы Трое объединились так, как они не объединялись с рассветных дней вселенной. Только так они могли воссоздать бытие – если это требовалось для того, чтобы воссоздать меня.
У меня в кои-то веки не нашлось ехидного замечания. Я просто сидел и смотрел, как Наха и Темпа встают плечом к плечу и собираются действовать заодно. Ради меня.
Йейнэ подняла голову, и я был вынужден сделать то же.
– Я согласна, – сказала она, но голос прозвучал озабоченно. – Только я еще ни разу так не делала. Это опасно для Сиэя?
– До некоторой степени, – сказал Итемпас.
– Возможно, – сказал Нахадот.
Йейнэ нахмурилась. Я взял ее за руку и стал объяснять, как когда-то Шахар и Деке.
– Если согласие Троих не полно… – Я откровенно кивнул на Итемпаса и Нахадота. – Словом, если между вами будет хоть малейшая рознь, все пойдет кувырком…
– В смысле?
Я пожал плечами. Сам я не видал, как такое происходит, но принцип действия понимал. По сути, все просто: их воля становилась реальностью, обретала вещественность. Соответственно, и все противоречия в их пожеланиях проявлялись законами природы: инерция и тяготение, время и восприятие, любовь и печаль. Действия Троих не терпели недоговоренности и коварства.
Йейнэ довольно долго обдумывала услышанное. Затем погладила меня по волосам. Мальчиком я бывал от этого в восторге. Теперь этот жест меня больше смущал, казался покровительственным. Однако я терпел, потому что любил ее.
– Стало быть, есть опасность, – обеспокоенно проговорила она. – Что до меня, я хочу того, чего хочешь ты. А ты, как мне кажется, еще толком не уяснил, чего именно хочешь.
Я грустно улыбнулся. Итемпас слегка прищурился. Они с Нахадотом обменялись взглядами, полными понимания. Вот это было действительно здорово. Совсем как раньше. Потом оба вспомнили о взаимной ненависти и повернулись ко мне.
Нет, какая замечательная в своем роде ирония! Все дело, оказывается, было не в них, а во мне самом! Трое возвратились в этот мир и собрались вместе, движимые надеждой спасти меня. А меня спасти не получалось,
Йейнэ вздохнула.
– Тебе нужно время, чтобы поразмыслить, – сказала она. Поднялась на ноги, зачем-то отряхнула ладонью штаны и обратилась к Нахадоту с Итемпасом. – Ну а нам нужно обсудить кое-какие наши дела, Сиэй. Куда тебя перенести?
Я мотнул головой и устало потер ладонями виски.
– Не знаю. Куда-нибудь подальше отсюда. – Я обвел жестом дворец. – А дальше я сам.
Как я обычно и поступал.
Йейнэ посмотрела на меня так, словно подслушала последнюю мысль, но, как всякая порядочная мать, ничего на сей счет не сказала.
– Как хочешь.
Мир расплылся перед глазами – и вот я уже сижу в большом открытом чертоге нового дворца. Помещение напоминало храм, его купольный потолок выгибался в тридцати или сорока футах над головой. Ползучие лозы карабкались по резным колоннам и свисали с карнизов. Мы отсутствовали всего несколько минут, но могущество Йейнэ успело пронизать дворец и наполнить его зеленью. Даже день-камень утратил однообразную белизну. Стена покоя, обращенная к солнцу, пропускала свет. На ярком фоне виднелись вкрапления, от серых до черных, а черные, в свою очередь, были усеяны ярко-белыми точками, похожими на звезды. Не удивлюсь, если ночью они будут светиться.
В комнате не было никого, кроме Деки, стоявшего на коленях. Чем он тут занимался? Молился? Нес почетную стражу при предполагаемой кончине моей смертности? Какое старомодное благородство. И какая прямолинейность со стороны Йейнэ – закинуть меня прямиком к нему. Вот сводня! Никогда бы не подумал.
– Дека, – окликнул я.
Он вздрогнул, обернулся и удивленно нахмурился:
– Сиэй? Я думал…
Я покачал головой, не торопясь подниматься:
– У меня, похоже, дела незавершенные остались.
– Что за… – начал он и осекся.
Он был слишком умен. На его лице мелькнули понимание, восторг, вина и надежда. Потом он спохватился и натянул на лицо непроницаемую маску, присущую Арамери. Поднявшись, он подошел ко мне и протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я принял его ладонь, но, когда я выпрямился, последовал момент неловкости. Мы были мужчинами, а большинство мужчин, даже добрые товарищи, пожалуй, отступили бы в стороны, блюдя пределы, необходимые для личной независимости. А я вот не отшагнул. И Дека тоже остался на месте. И очень скоро неловкость перешла в совершенно иное качество.
– Мы как раз думали, как назвать этот дворец, – негромко проговорил он. – Мы с Шахар.
Я пожал плечами:
– «Раковина»? «Вода»?
Фантазия мне всегда в таких случаях изменяла. Дека, наделенный безошибочным вкусом, лишь поморщился:
– Шахар нравится «Эхо». Осталось только уговорить мать. Она думает, здесь получится хороший зал для приемов.
Такой вот невероятно захватывающий разговор. Мы шевелили губами, обсуждая то, на что нам было наплевать, выговаривали слова, служившие маской для совсем других слов, произносить которые не было нужды.