Держава богов
Шрифт:
– Вы что? Никто из вас его не знает?
– А мы подумали: кому его знать, как не тебе, – ответил Эйем-сута. – Ты единственный, кто уже существовал, когда мы рождались.
Я пожевал губу, соображая, как быть.
– Нет. Могу поклясться, что уже слышал когда-то это имя, но…
Воспоминание дразняще плясало на самой грани сознания, ближе, чем когда-либо ранее.
«Забудь», – шепнул голос Энефы. Я обреченно вздохнул.
– Он элонтид, – сказал я, глядя на свой сжатый кулак. – Я в этом уверен. И еще он молод… я так думаю. Может, родился непосредственно
Сказав это, я вспомнил, что последним из богорожденных, родившихся до Войны, был Сумасброд. Но за целую эпоху перед этим Энефа породила очень немного детей. И уж точно – ни одного элонтида. Она утратила интерес к деторождению после того, как увидела гибель множества своих детей во время битв с демонами.
«Вот бы ты оказался вечным ребенком, – бывало, говорила она, гладя меня по голове, и это были лучшие мгновения моей жизни; Энефа нечасто проявляла приязнь. – Вот бы ты навсегда остался со мной…»
«Но я могу! – неизменно отвечал я, и ее взгляд словно обращался внутрь, наполняясь непонятной мне грустью. – Я нипочем не стану расти, не стану! Я смогу навсегда остаться твоим маленьким мальчиком!»
«Вот бы так оно и оказалось», – отвечала она.
Я заморгал и нахмурился. Я успел забыть об этом разговоре. Что она имела в виду, говоря о?..
– Элонтиды, – негромко проговорил Ахад, словно бормоча себе под нос. – Совместные порождения старших и младших богов. Или Нахадота с Итемпасом.
Его задумчивый взгляд устремился на Лил. Та как раз принялась гладить кончиком пальца клубничную ягоду на подносе. Костлявый палец с обломанным ногтем так отслеживал изгиб красного бока, что, будь на месте Лил кто угодно другой, прикосновение показалось бы чувственным.
Та в конце концов подняла взгляд, но пальца от ягодки не убрала.
– Не знаю я никакого Каля, – сказала она и улыбнулась. – Впрочем, мы далеко не всегда стремимся к известности.
Ликуя нахмурилась:
– Это ты к чему?
Лил пожала плечами:
– К тому, что нас, элонтидов, боятся и боги, и смертные. Не без причины, конечно. – Она метнула в меня взгляд, полный неприкрытого желания. – До чего же ты стал аппетитно пахнуть, Сиэй…
Я вспыхнул и нарочито медленным движением взял что-то с подноса. Это оказался огурец, густо сдобренный пастой из мааша и яиц комри. Я устроил целое представление, заталкивая огурец в рот и глотая его почти непрожеванным. Лил надула губы. Я отвернулся от нее и обратился к Ликуе:
– Лил хочет сказать, что элонтиды – случай особый. Они не старшие боги, но и не богорожденные. Они… – Я на мгновение задумался. – Они больше похожи на Вихрь, чем все мы, прочие. Они испытывают подъемы и спады, они созидают и пожирают, но каждый по-своему. Из-за этого их труднее понять. – Я покосился на Лил, и она, дождавшись моего взгляда, схватила такой же ломтик огурца и отправила в рот невероятно быстрым, неуловимым для глаза движением. После чего показала мне язык, и я невольно рассмеялся. – Я к тому, что если какой-нибудь бог и способен скрыть свое пребывание в мире,
Ликуя задумчиво постукивала по столешнице пальцем.
– Неужели они способны прятаться даже от Троих?
– Нет. То есть не могли бы, пребывай Трое в единстве. Однако сейчас у Троих своих проблем полон рот, и им еще долго будет не до того. К тому же они утратили полноту. – Тут я снова моргнул, осененный новой идеей. – И кстати, именно Трое могут быть причиной, из-за которой никто из нас не помнит этого Каля. Точнее, причина в Энефе. Она могла заставить всех нас…
забыть
«Помолчи чуть-чуть, мама!» – раздраженно подумал я.
– …заставить нас забыть.
– Зачем ей это нужно? – Эйем-сута недоуменно огляделся, его глаза округлились. – Бессмыслица какая-то.
– Нет, – тихо проговорила Неммер.
Наши глаза встретились, и я кивнул. Среди нас она была одной из старших. То есть до меня ей было весьма далеко, но войну с демонами она помнила. И знала, насколько странные сочетания качеств иногда наследовали дети Троих.
– Смысл очень даже есть. Энефа… – Неммер поморщилась. – Она убивала нас без зазрения совести. Убивала среди своих детей всякого, кто мог представлять угрозу для остальных. И после эпопеи с демонами она просто не желала рисковать. Но ее дитя могло выжить, если никому не причиняло вреда и если его выживание некоторым образом зависело от неведения остальных о самом его существовании… – Она покачала головой. – Да, такое возможно. Не исключаю, что она создала целое новое царство, чтобы оно сделалось ему домом, чтобы он жил там, не соприкасаясь с нами. А потом она умерла и унесла это знание с собой.
Я вспомнил об одном откровении Каля. «Энефа мертва, – сказал он. – А я вот помню». Умозаключения Неммер вроде бы все объясняли. За исключением одного.
– Хорошо, но тогда кто второй родитель этого элонтида? – спросил я. – Не каждый из нас просто бросил бы ребенка вечно прозябать в каком-то отдельном раю или аду. В нашем племени любая новая жизнь драгоценна!
– Полагаю, это был кто-то из богорожденных, – задумчиво произнес Ахад. – Окажись отцом Нахадот или Итемпас, этот Каль был бы просто… – Его губы уже сложились произнести слово «нормальный», но тут Лил зыркнула на него так, что сам Итемпас обзавидовался бы, и Ахад торопливо поправился: – Ниввахом, как прочие среди вас.
– Я, к примеру, мнасат, – отрезала Китр и тоже испепелила его взглядом.
– Ну, вы меня поняли, – ответил Ахад, и я внезапно порадовался, что лежащий на подносе маленький фруктовый нож был вне досягаемости Китр. И еще мне хотелось надеяться, что Ахад в скором будущем обретет свою природу. Иначе среди нас он не заживется.
– Немало боженят погибло в Войну, – заметила Ликуя, и мы оставили перепалку, поняв, что она имела в виду.
– Боги благие, – пробормотала Китр с ужасом на лице. – Вырасти сиротой, в ссылке, забытым, заброшенным… Этот Каль хотя бы знал, как нас найти? Долго он там пробыл один? Представить не могу…