Держава (том третий)
Шрифт:
— Когда всех революционеров пересажаю, улыбнусь, ваше превосходительство.
— Нда-а! Дела! Не скоро дождусь, — невесело улыбнулся Трепов. — Подруга этой чёртовой бабушки — Биценко, явившись на приём к генерал–адьютанту Сахарову, несколькими выстрелами убила его. На три недели раньше, в Могилёве, другая бабушкина ученица, Езерская, стреляла на приёме в местного губернатора Клингенберга и ранила его в живот и руку. В том же Саратове, 18 ноября, за четыре дня до убийства Сахарова, член боевой дружины эсеров покушался, слава Богу, безуспешно, на жизнь вице–губерна–тора Кнолля. Если дальше так пойдёт, тоже свой оптимизм растеряю и смеяться разучусь…
—
— Спасибо, поддержали и утешили…
— Я к тому, что в ноябре прибыл на историческую родину и вождь большевиков — Ленин. Прежде их партия была против индивидуального террора, зато теперь Ильич — так зовут его соратники, выдаёт следующие рецепты, к сожалению, не кулинарные, — потряс газетой.
— Браво! Чувствую, сейчас развеселите.
— Так точно. Власти срезали цензурные барьеры, — осуждающе глянул на Трепова.
— Вы своим порицающим взором ступайте министра внутренних дел Дурново ешьте, — разозлился генерал.
— Да «ел» уже. У меня, знаете ли, выработалась привычка ходить на работу пешком. И каждое утро покупать газеты «Вперёд», «Революционную Россию» и другую, недавно подпольную прессу. Полюбуйтесь их девизами: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь» или «В борьбе обретёшь ты право своё». А масса сатирических листков и журналов, что смеются над армией и полицией. Особенно изощряются в злопыхательстве сатирические журналы «Клюв», «Бурелом», «Нагаечка». Посмотрите, кто авторы!? Почему одни евреи на редакторских постах и на ведущих корреспондентских должностях? Очень мягок и демократичен наш государь… Амнистию врагам Отечества объявил. Сколько мы с ними боролись и нате вам. Не виновны! Вместо того, чтоб в Сибирь отправить, простил душегубов. А ведь они деда его убили. Вождю нельзя быть добреньким… Добрым — можно! А добреньким — нельзя!
— Вас за такие речи, Александр Васильевич, самого в Сибирь следует сослать, — пошутил Трепов. — Думаете, мне приятно, что Вера Засулич, стрелявшая в моего отца, тоже амнистирована и прибыла в Россию, — сумрачно перебрал бумаги на столе. — Обосновалась на хуторе Греково в Тульской губернии. Узнав об этом, Пётр Николаевич Дурново, в разговоре, погрозил этак пальцем, и с улыбкой посоветовал не опускаться до мести…
— Сочувствую вам, Дмитрий Фёдорович, но что там — забытая всеми Засулич, коли сам поп Гапон торжественно прибыл в Петербург.
— И так же торжественно завербован уже Рачковским, — ухмыльнулся Трепов. — Дружка его, Рутенберга, тоже освободили, но тот скрылся. Чего вы хотели прочесть–то?
— Ах да, — спохватился полковник, раскрывая газету с лозунгом объединения пролетариев. — Ленин даёт советы «в свете новых задач дня». Пива, наверное, швейцарского перепил… Призывает «к радикальным средствам и мерам, как наиболее целесообразным». Предлагает создавать отряды революционной армии, он их называет «боевые технические группы», которые должны не ждать оружия из центра, а вооружаться, чем придётся. Годится револьвер, нож, бомба, кастет и даже тряпка с керосином для поджога. После этого следует совершать нападения на городовых, полицейских и жандармов. Особенно не выносит, как, впрочем, и все революционеры, казаков. И защищает методы террора перед своими товарищами: «Когда я вижу социал–демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что говорят?» — оторвался от газеты. — И вот уже в Екатеринбурге создан
— Начинайте с завтрашнего дня разгребать эту революционную помойку с Петербургского Совета. А следом и Свердловым займёмся.
Собрав в кабинете Охранного отделения офицеров, Герасимов поставил им задачу ликвидации Совета рабочих депутатов.
— Носаря мы арестовали, но его заменили Троцкий и Парвус. Как мне доложили наши аналитики, Парвус—Гельфанд — финансовый гений, а Троцкий — политический. Молодой, да, как говорится, из ранних. Двадцать пять лет всего, но амбиций — через край. Приехал вместе с женой, мадам Седовой. Знаете, господа, что это за штучка? — оглядел подчинённых. — Дочь Животовского, объединённого с банкирами Варбургами, компаньонами и родственниками Якова Шиффа. То есть, относится к финансовой группе, которая спонсирует начавшиеся беспорядки, а до этого — Японию, в её борьбе с Россией. Вот и получилось, господа, что войну проиграли не японцам, а денежкам Шиффа и компании. И эти же денежки поставили Троцкого во главе революционного списка наших врагов. Рассчитывая в будущем, думаю, поднять его ещё выше… Именно этого деятеля нам и предстоит отправить на проживание в Сибирь.
— Да с такими деньгами и связями, господин полковник, он вскоре окажется на свободе где–нибудь в Швейцарии или Америке, — сделал умозаключение жандармский ротмистр.
— Наше дело взять его под арест, что я поручаю вам. А там, как говорят финские революционеры: будем поглядеть…
Вечером 3 декабря, армейские подразделения и полиция оцепили помещение Вольно–экономического общества, где заседал Совет.
Жандармский ротмистр, войдя в зал, прошёл к трибуне, за которой в это время выступал Троцкий, и при полной тишине стал зачитывать ордер об аресте членов Совета.
— Есть предложение принять к сведению заявление господина жандармского офицера. А теперь, уважаемый, покиньте зал заседания Совета рабочих депутатов, — властно глянул на представителя власти.
И тот, в полном замешательстве, к удивлению членов Совета, ретировался.
— Товарищи, — выкрикнул с трибуны Троцкий, — времени у нас в обрез. Уничтожайте документы, материалы, которые могут быть использованы жандармами против вас, а тем, кто имеет оружие, приводите его в негодность и выбрасывайте.
— Господин ротмистр, а почему вы один, не вижу арестованных, сидя в санях у входа в здание, с удивлением поинтересовался у подчинённого Герасимов.
— Господин полковник, виноват, — растерянно развёл тот руками. — Сам не понимаю, почему так случилось.
— Завтра — рапорт об отставке по состоянию здоровья, на стол. Больше для вас сделать ничего не могу, — направился внутрь здания.
— Кого я вижу-у… Кто к нам пожаловал… Сатрап и душитель свободы, — нагло глядел на офицера Троцкий.
«Вот под этим напором, видимо, и «спёкся» мой ротмистр», — улыбнулся главному революционеру:
— И я рад вас видеть, господа бомбисты и злоумышленники, — в шутку поклонился обществу. — Позвольте скомпрометировать вас перед законом… Весёлых деньков вам, товарищи, на каторге, — кивнул жандармам, чтоб выводили задержанных.
— А вам, как вернёмся, приятно повисеть на столбах. И чтоб свежий ветерок овевал бренные жандармские останки.
— Романтичные опиумные грёзы… При случае, презентую вам набор кастетов.