Держава. Том 3
Шрифт:
Ранним утром их разбудил сигнал трубача – собираться и строиться в походную колонну.
– Лошади подсёдланы, господин есаул, повысил Ковзика в чине вестовой, небрежно приложив руку к папахе.
– У нас бы в гусарском полку его под ружьё с полной выкладкой поставили, – только хмыкнул Ковзик. – Казачки – чего с них взять.
– Зато умирают красиво! – высказал свою точку зрения Фигнер.
– На молитву! Под знамя! Шапки долой! – услышали команду.
После молитвы двинулись в поход.
– Ильма,
– Такая же своенравная, как и казаки, – ухмыльнулся Ковзик, глядя на бегущую рядом с лошадью Рубанова собаку.
– С кем поведёшься.., – поддержал его Фигнер.
Глубокая разведка по времени заняла более суток. Разъезды дошли до железной дороги у Ляояна. Погибших не было, лишь легко раненые.
Кускову пуля пробила дублёный полушубок и оцарапала руку.
– До крови прям! – съязвил Ковзик, разглядев царапину.
– Поздравляю с боевым крещением, – улыбнулся вольнопёру Глеб. – В Мукден к Натали съездим на перевязку, – решил он. – К тому же ты ей варенье в подарок от родни привёз.
После похода, приведя себя в более-менее презентабельный вид, отпросились у командира полка съездить на перевязку в лазарет. С трудом нашли его неподалёку от Мукдена.
Лазарет состоял из нескольких палаток с короткой железной трубой над каждой, и с приготовленной для топки поленницей дров перед входом.
Рядом с поленницей хмуро глядел на визитёров красноносый доктор в драповом пальто на вате и с укутанной башлыком головой в папахе.
– Зябну! – буркнул на улыбки приезжих, указав пальцем, в какой именно палатке можно найти сестру, дабы она оказала акт милосердия.
Натали была бледная и усталая.
– Олег! Глеб! – увидев гостей, радостно вскрикнула, бросившись к ним. – Проходите, садитесь, – указала на низенькие табуретки рядом с маленьким столиком, на котором весело кипел самовар. – Олег, какими судьбами ты здесь? Как мама, отец, как тётя? – чуть зажмурив жёлтые глаза, чем напомнила Глебу кошку, в радостном волнении глядела на вольноопределяющегося в расстегнутом полушубке и сдвинутой на затылок папахе.
Обнять гостей она не решилась.
– Все шлют тебе приветы и варенье, – поднял вещевой мешок.
– А так же консервы и вот эту собаку в подарок, – указал на пролезшую в палатку Ильму Глеб.
– Сплошные сюрпризы, – захлопала в ладоши Натали. – Как псину зовут? – погладила собачью голову.
– Ильмой кличут, – сел на табурет Рубанов, забрав у Кускова вещмешок и раскладывая на столе припасы.
– А молодого бойца в первом бою пуля чиркнула, – кивнул в сторону приятеля.
– Ранен? – испугалась Натали.
– Помечен! – глянув на Ильму, определил состояние товарища Глеб. – Японцем, – через секунду уточнил он.
Перевязав в соседнем отсеке царапину, расселись за столом.
– Какое варенье? – вновь радостно жмурясь, спросила Натали.
– Клубничное, – открыл банку Кусков.
– Клубничное.., –
– Ты чего? – испугался Глеб.
– Вам, мужчинам – не понять, – вытерла слёзы и улыбнулась. – Ведь варенье от МАМЫ… Она держала его в руках, – прижалась щекой к банке. – Такое чувство, что мамина рука прикоснулась ко мне.
– Японцы пишут, – откашлялся Глеб, – что у нас скоро наступление, – взяв банку у Натали, щедро наложил в чай варенья. – Божественно! Будто летом в Рубановке. Запах-то какой… И вку-ус.
– Мы так и подумали, когда нас поближе к позициям перевели, – с удовольствием пила чай сестра милосердия.
Утром начальник штаба Урало-Забайкальской дивизии, вызвав старших офицеров, зачитал приказ о намечающемся наступлении.
Но никто этому, почему-то, не поверил.
«Куропаткин и наступление – вещи суть несовместимые», – рассуждали они.
Но поверил японский маршал Ивао Ояма.
Иван – как его прозывали станичники, на два дня раньше намеченного в приказе срока ударил по позициям Маньчжурских войск, разделённых на три армии.
10 февраля японцы атаковали Цинхеченский отряд, где раньше служил Ренненкампф, и заняли Бересневскую сопку.
Генерал-адъютант Куропаткин отменил назначенное на 12 число наступление и приказал Ренненкампфу вновь принять под команду бывшие свои войска.
– Ну, начались пертурбации, – сидя в землянке после боя, рассуждали офицеры. – Скорее бы Мищенко выздоравливал. – Начальник штаба нашей Урало-Забайкальской дивизии подполковник Деникин вроде бы ничего… Грамотный офицер и в обстановке разбирается. Посмотрим, как поведёт себя вновь назначенный командир генерал Павлов.
– Мороз небольшой по русским понятиям, но ветер с утра обнаглел, – первым выбрался из землянки Ковзик.
– Не казаки, а пехтура обыкновенная, – выйдя вслед за ним, разглядывал снующие по дну глубокого окопа чёрные папахи Глеб.
Их товарищи растапливали в землянках печурки и кипятили в котелках воду.
– Пойду дневальных проверю, – зевнул Фигнер, направляясь в сторону отпряжённых повозок и зарядных ящиков у коновязи.
Потирая кулаком глаз, из командирской землянки вышел полковник, поздоровался с казаками и, перекрестившись, отдал команду:
– Под знамя!
«Всё как всегда», – строил свою сотню Ковзик.
Сняв папахи, казаки крестились и молились.
«Будто и не война», – не успел подумать Глеб, как на аванпостах послышались звуки стрельбы и разрывы снарядов.
– Три колонны, – на взмыленном жеребце подлетел к командиру полка урядник. – Обходят нас.
– К бою! – надев папаху, коротко рыкнул тот, повернув голову в сторону разорвавшегося неподалёку снаряда.
Часть казаков попрыгала в окопы, ощетинившись винтовками, другая часть побежала к коновязям.