Держи меня крепче…
Шрифт:
– Правильно, – наконец выдыхает он, и я с улыбкой целую кончики его пальцев, прежде чем сделать первый глоток кофе и понять, что я пью что-то совершенно неземное, полное бережности и заботы…
Я выныриваю из сна одним плавным движением, на секунду задержав дыхание. Невесомость проскальзывает по каждой клетке узнаванием, позволяя мне собраться воедино… Прошлая я чуть поджимает губы, вплетаясь в новую, и, повозившись для порядка, передумывает читать нотации и просто пригревается в обновленных стремительных мыслях и движениях, расплываясь в улыбке.
Когда
Но все, что я ощутила, став чистым листом и открыв впервые глаза в светлой палате с кучей проводов на пальцах и висках, облегчение и покой.
Суетящиеся вокруг люди смотрели на меня с тревогой. Щелкали сухими пальцами у моих ушей, светили фонариком в глаза, просили высовывать язык и повторять скороговорки. Они скребли ручками по планшетам. Переглядывались и шепотом перекрикивались друг с другом, сверяясь с мониторами и постоянно пытаясь разглядеть что-то в куче цифр, факторов, в моих сонных эмоциях. Эта стая визгливых перепелок дралась у моей кровати за корм в виде меняющихся данных, которые давали какие-то не такие результаты, которые они хотели бы видеть… Они предлагали варианты, выдвигали теории, нажимали на кнопки вызова коллег, подкручивали колесико капельницы то ускоряя, то замедляя то, что вливалось мне под ключицу, но уже ничто не могло изменить меня. Они прекрасно это знали и не могли остановиться, перестать делать хоть что-то, чтобы приблизить меня к ожидаемой ими реакции на пробуждение адекватного человека без прошлого.
А я смотрела на дождь, ползущий неровными слезами по окну, и слышала, как улыбается неспешно идущее сквозь пространство время. И это было так прекрасно, что я даже слегка огорчилась от того, что не могу взять его за руку и последовать вслед за ним. Дождь же держался за его руку и тихо жаловался на горы, что поцарапали ему его нежное детское округлое брюшко. И вот теперь время ведет его к равнине, подальше от острых пиков и холодных ветров, где на поляне рядом с ручьем растет счастливый семилистный клевер. Его надо приложить к ранке и все сразу заживет…
Я не сразу почувствовала, что меня кто-то взял за руку, и нехотя отвернулась от окна. Рядом со мной на высоком одноногом стуле сидел высокий широкоплечий подкаченный мужчина лет тридцати пяти. Его темные глаза выглядели настороженными, но мягкая тонкогубая улыбка делала его простое лицо очень красивым. Мне понравились его горизонтальные морщинки на лбу и бейджик, на котором подчеркнуто разборчиво было написано Доктор В. Баухоффер.
– Здравствуй…
Когда он говорил, создавалось впечатление, что он кивает всем телом тебе навстречу.
– Меня зовут…
– А я
– Конечно. Ты помнишь, что участвуешь в программе?
– Нет. Я слышала об этом.
– Хорошо.
Он явно собирался с мыслями.
– Вы красивый… – я вздохнула, подтягивая колени к груди и снова отворачиваясь к окну. Там капли нарисовали мятежное дерево, заслонившее своей кроной извилистую дорогу.
– Кмых… – он явно поперхнулся следующим вопросом. – Спасибо. Ты тоже очень симпатичная молодая девушка.
– М-м-м…
Его слова не вызвали у меня никаких эмоций. Это было неинтересно. А вот то, что крона водяного дерева дотянулась до трещины на оконной раме и вдруг превратилась во что-то непонятное…
– Ты хочешь узнать свое имя?
Я прислушалась к себе. Внутри ничего не дернулось. Наверное, имя, которое мне когда-то дали, мало имело со мной общего…
– Зачем?
– Ты будешь жить в обществе. Ты и сейчас в нем. Людям надо будет к тебе как-то обращаться. Ну и потом, имя помогает нам чувствовать себя полноценными. Зачастую оно влияет на характер…
Было заметно, что мой вопрос его не только удивил, но и позабавил.
– Ты, конечно, можешь придумать себе любое имя, но пока это не произошло… Неужели тебе не интересно как тебя зовут?
– Нет… – улыбаюсь его изумлению, поудобнее закутываясь в махровую простыню, которой меня укрыли на время процедуры стирания памяти. – Ведь мне дали его без моего согласия, когда я еще не родилась или только появилась на свет. Они делали это, не зная меня. Просто захотели, чтобы некий набор букв и звуков обозначал нечто живое в пространстве. Я сама должна понять, как меня зовут…
– Интересная теория…
Доктор В. Баухоффер делает пометку в лежащем на краю моей кровати блокноте.
– Мне нравится ход твоих мыслей, но имей в виду, что это может занять много времени.
– А я не спешу. Какой пароль активации моего браслета?
Поднимаю вверх левую руку, демонстрируя тонкий кусок пластика, плотно обхватившего мое запястье.
– CJ-5692. А что?
– Можете называть меня так, пока я не придумаю. Только без цифр, а то звучать будет словно я робот…
– Договорились… – он закинул ногу на ногу и чуть склонил крупную, коротко стриженную голову влево, – боюсь ошибиться, мне кажется, что у тебя сейчас довольно веселое настроение. Даже несколько игривое. Расскажешь, что ты чувствуешь?
Открываю глаза и поток воспоминаний замолкает сам собой. Небо хмурится невыспавшейся рожей мне в окно, и я не отказываю себе в удовольствии высунуть ему язык. На электронном циферблате часов, живущих на тумбочке рядом с моей кроватью, нервно мигает семь двадцать три утра. О господи, кошмарище какой…. Можно же еще спать и спать, и спать… Но раз организм проснулся, значит придется подниматься… Обратно уснуть не получится, хотя я бы не отказалась…