Держи меня за руку
Шрифт:
Днем я должна была поехать домой к пациенткам, но так боялась этого визита, что решила сперва заглянуть на работу к папе. Когда-то он принимал пациентов всего в паре кварталов от клиники. В то время многие чернокожие держали предприятия на Холт-стрит, но затем через этот район решили проложить федеральную трассу. Папа перенес практику на Мобил-роуд. Он все еще любил поворчать, как много холт-стритских дельцов пали жертвой той стройки. Пока Монтгомери развивался и рос, жаловался он, черных швыряли то туда, то сюда. С папой трудно было поспорить, но тогда, не имея политического представительства,
Когда я вошла, за стойкой регистрации перекусывала Гленда – светлокожая женщина с улыбкой от уха до уха. За все годы, что я ее знала, она ни разу не взяла больничный. Неизменная пышная прическа, мешковатые платья. Папа звал ее «старая добрая Гленда». Она занималась всем – была медсестрой, секретаршей, администратором. Ее преданность папиной практике пробуждала во мне чувство вины: сама я, будучи единственной дочкой, работать у него не стала.
– Поздний ланч?
– Пациенты все идут и идут. Твой отец, по-моему, за день ни крошки съесть не успел. Отдашь ему сэндвич, когда он выйдет из кабинета?
Я взяла обернутый в фольгу сэндвич, и Гленда впустила меня внутрь. Папина дверь в дальнем конце коридора была приоткрыта. Куда ни глянь, повсюду лежали книги. Хоть папа и чтил естественные науки, любовь к литературе была у него в крови. Он обожал поэзию и собрал целую полку разнообразных сборников. Люди его поколения часто заучивали стихи наизусть, и когда я была ребенком, он читал их мне перед сном. В Алабаме постоянно обсуждали политику, и если папу спрашивали о положении дел в нашей стране, он мог выпалить что-нибудь вроде: «Когда покой свинцом и смертью отдает, то лучше боль, и ненависть, и гнет» [8] . Я не узнавала и половины подобных цитат, но мне нравилась мелодия стихов.
8
Цитата из стихотворения «Потухшее пламя» (Dead Fires) Джесси Редмон Фосет – афроамериканской поэтессы и писательницы, а также редактора журнала «Кризис» (The Crisis), деятельность которого внесла вклад в движение Гарлемского ренессанса.
– Если не заживет, приходите, – донеслось из-за двери.
Когда папа прощался с пациентами, его голос звучал по-особому, громче обычного, будто он подводил черту. Наверное, в то утро я говорила с первыми пациентками точно так же. Как ни крути, я дочь своего отца.
Я устроилась на диване. На стене висели фотографии, на каждой – я в разном возрасте. Сразу видно – единственный ребенок в семье. Мой взгляд зацепился за черно-белый снимок, о существовании которого я успела забыть. Младенец лежит на спине посреди обеденного стола, который мама застелила кружевной скатертью. За объективом – ее приятель-фотограф. Комнату заливает солнечный свет, падает прямо мне на лицо. Я знала каждую деталь этой фотографии. В детстве я часто рассматривала ее, изумляясь тому, до чего сильно, должно быть, мама любила меня в те первые месяцы материнства. Мои волосы спрятаны под шапочкой, глаза закрыты.
Раздался щелчок – открылась дверь кабинета. Пока папа просил Гленду выписать рецепт на 250 миллиграммов какого-то препарата, я сняла рамку с фотографией со стены. Послышался стук кожаных подошв по линолеуму.
Наконец появился папа.
– Сивил, ты что здесь делаешь? Почему не на работе?
Я развернула фольгу и протянула ему сэндвич. Папа взял его, сел рядом со мной на тесный диван и закинул ногу на журнальный столик. В носу защипало от запаха колбасы.
– Я впервые еду на дом к пациенткам.
– Где они живут?
– За городом, на Олд-Сельма-роуд.
– Ехать далеко? Ты заправила машину? Будь осторожна, пожалуйста.
– Чего там бояться, пап? Гремучих змей?
Я понимала, почему он переживает, но мне казалось, что не стоит высказывать это вслух. Папа принимал пациентов, попавших в самые разные жизненные ситуации, даже тех, кто не мог заплатить. Но вот выезжать к людям на дом, видеть, как стесненно они живут, он не хотел. Я же, наоборот, мечтала заниматься именно такой медициной – и как раз по этой причине не стала работать на папу.
– Когда доедешь, посигналь и жди, пока они выйдут. В дом не входи.
– Как я буду лечить их, оставаясь снаружи?
– Делай что нужно и не отвлекайся.
– Там две сестры, одиннадцать лет и тринадцать.
– Неужели таким девочкам нужна контрацепция?
– Вот и я о том же.
– Они уже рожали?
– Насколько я знаю, нет.
– Доктор Таунсенд? – Гленда постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, заглянула. – Следующий пациент уже здесь.
Мне всегда казалось, что если папа плюнет в небо и скажет ей, мол, идет дождь, то Гленда нисколько не усомнится. Я рано узнала, что такое благоговение перед врачами.
Будто несколько секунд передышки могли заменить ему сон, папа закрыл глаза. Спросил:
– Половые отношения в одиннадцать лет?
– Моя задача – помочь, пап. А не лезть в чужие дела. Федеральное правительство поручило нам не дать этим девушкам поломать себе жизнь. – Я старалась не смотреть на папу. Он не должен догадаться, что я сама чуть не поломала свою. Родители даже не знают, что мы с Таем встречались, не говоря уже об аборте.
– Ты понятия не имеешь, как живут эти люди, Сивил.
– У этих людей есть имена.
– Главное, уезжай оттуда до того, как стемнеет.
– Иначе меня там убьют или что? Они ничем не хуже нас, пап.
Он открыл глаза, и теперь во взгляде еще явственнее читалась тревога.
– Тебе надо больше спать, – заметила я.
– Я бы так сильно не уставал, если бы ты окончила медицинскую школу и пришла работать ко мне.
– Пап, забота о репродуктивном здоровье – это тоже медицина. Да и не хочется мне соперничать с твоей преданной ученицей. – Я указала большим пальцем в сторону двери.
– Не ерничай, Сивил.
– Ты с ней общаешься больше, чем с мамой.
Папа скомкал фольгу и выбросил в мусорную корзину.
– Я горжусь тобой, Сивил. Ты хорошо показала себя в учебе. Если не будешь слишком самонадеянной, все сложится благополучно.
Папа открыл дверь, и поникшие плечи его тут же расправились. Когда он принимал пациентов, в его тело, казалось, вселялся кто-то другой. Вроде все тот же папа – и одновременно совсем не он. Папа был невысоким, всего пять футов шесть дюймов, но благодаря широким плечам выглядел внушительно.