Держись, акробат
Шрифт:
Чувствую, кто-то взял меня под мышки, помогает подняться. Я встал, а разогнуться не могу. Стою сгорбившись, как старик. Но тех, что прибежали на помощь, сумел разглядеть. Я не поверил своим глазам: это были Савия и Наиль! Вот уж никогда бы не подумал, что слабак Наиль ввяжется в драку. Они нашли мою шапку, собрали книги и тетради, отряхнули, как могли, пальто.
Боль немного
— С кем это ты дрался? — спросил Наиль.
— Сам не знаю. Привязался ни с того ни с сего…
— А мы видим, кого-то лупят. Никак не думали, что тебя! — сказала Савия.
— Мне везет! Куда камень ни бросят, все в меня попадает, — попробовал я шутить.
— Не водись с кем не следует. К нам вот никто не пристает! — не удержалась Савия.
Я не стал повторять, что вижу этого хулигана в первый раз и не знаю, почему он ко мне пристал. Все равно не поверят. Я уже давно для них отпетый человек, от которого можно ожидать чего угодно.
— Когда ты ушел, мы решили, что в следующее воскресенье всем классом пойдем в цирк. Приноси завтра деньги, — сказал Наиль.
Я даже рот разинул от удивления: был уверен, что после моего ухода весь класс только тем и занимался, что перемывал мои косточки, а они, оказывается, решили идти в цирк. Мне стало грустно.
— В следующее воскресенье меня уже с вами не будет, — огорошил я ребят.
— Почему? — уставились они на меня. «Сказать или не сказать?» — раздумывал я.
— Наверное, назначена встреча еще с одним дружком?! — рассмеялась Савия.
Наиль тоже захохотал. Я выдавил улыбку.
13
Никто не слышал, как я вошел в квартиру. В передней у нас висит зеркало, я сразу заглянул в него. Когда я увидел себя, то еле удержался на ногах. Представьте себе: весь в грязи, воротник с одного края оторван, шапка напялена задом наперед, губа распухла, а под глазом синяк размером с грецкий орех. Такого даже Фарида не могла бы нарисовать в своей стенгазете…
Дверь в большую комнату была полуоткрыта, и я осторожно туда заглянул. Мама стояла у серванта и перетирала чашки, отец сидел за столом и чинил кухонные часы с кукушкой. Они перестали куковать еще перед Новым годом, и в мастерской сказали, что ничего сделать нельзя. Но отца разве убедишь, он сам должен все попробовать. Мама и отец казались спокойными. Похоже, они ничего еще не знают. Но с моим лицом не стоило попадаться им на глаза. Самое лучшее — пробраться в свою комнату и залезть в постель. А потом буркнуть из-под одеяла, что болит голова. Правда, такой синяк не пройдет и за неделю, ну да ладно, завтра будь что будет!
Тихо снял пальто, ботинки, пристроил около вешалки сумку. И тут почувствовал, что умираю от голода. Я готов был проглотить что угодно, даже вместе с тарелкой. Я решил, пока мама возится в большой комнате, заглянуть на кухню. Схвачу хоть ломоть хлеба. Только протянул руку к столу — вошла мама.
— Почему так поздно? — спросила она.
Я что-то промямлил, стараясь не поворачиваться к ней. Но маму не проведешь, она все равно увидела мое лицо и, ахнув, опустилась на стул.
— С кем ты опять подрался? —
— Честное слово, я не виноват, привязался какой-то хулиган! — оправдывался я, глотая слюни от голода. — Мамочка, я очень есть хочу.
Мама только качала головой:
— И в кого ты такой уродился?
— Понятия не имею! — попытался я пошутить.
Но она даже не улыбнулась, молча начала меня кормить. Что я ел в тот вечер, я до сих пор не могу вспомнить. Я глотал с такой скоростью, что не успевал разобрать, чем наполнена тарелка. Вошел отец, увидел меня, хотел что-то сказать, но, натолкнувшись на умоляющий взгляд матери, только махнул рукой и вышел.
Когда я улегся в постель и уже собрался тушить свет, вошла мама. Ничего не говоря, она положила передо мной фотографию Савии.
У меня перехватило дыхание. Я не мог произнести ни одного слова. Протянул руку к фотографии, но тут же отдернул. Никогда у меня не было такого состояния… Мама присела рядом со мной, обняла меня и долго молчала. Я был рад, что она ни о чем не говорит, не расспрашивает, не читает мне морали.
— Дядя Хамит заходил, занес фотографию, — наконец тихо заговорила мама. — Он очень сердит на тебя, не ожидал, что ты можешь соврать… Если бы ты в тот день сказал правду, воров бы поймали скорее.
— А их поймали? — быстро спросил я. — Кто они?
— Обыкновенные жулики… Когда ты открыл дверь и ушел, в квартиру вошли еще двое. Они унесли много вещей. Кое-что решили побыстрее сбыть с рук и понесли на базар… Вот тут они и попались. Самый младший все объяснил про тебя…
— Мама, я правда думал, что это племянник Клавдии Петровны! Честное слово!
— Никто и не думает, что ты был с ними в одной шайке, — улыбнулась мама. — Но ты уже не маленький. Пора задумываться, к каким последствиям ведет тот или иной поступок… Легкомыслие принесет тебе в жизни много неприятностей… Помни это. Завтра извинишься перед Клавдией Петровной и зайдешь к дяде Хамиту… А все-таки что случилось сегодня?
— Хулиган пристал… Требовал деньги, а я не дал… У Наиля спроси, он меня выручил…
— К Наилю почему-то никто не пристает, — вздохнула мама.
Мы помолчали. Вдруг она спросила:
— Я тебе никогда не рассказывала, как однажды твой отец поплатился за свое легкомыслие?
— Отец? — удивился я. — Нет… Расскажи!
— Отец твой, — начала она, — и смолоду был молчаливым. Со стороны казалось, что он очень серьезный, но в самом деле это было не так. Жил он не задумываясь: день прошел и ладно, что завтра будет — посмотрим. Почти как ты… да, да. Про него так и говорили: «Работник незаменимый, а в голове ветер». Но все равно любили его. За доброту, за то, что каждому готов был помочь. Работали мы тогда в геологической партии, в тайге… Отряд был небольшой, человек пятнадцать, но жили очень дружно, весело, как одна семья. Питались вместе, все расходы делили поровну. Два раза в месяц надо было побывать на базе: взять продукты, зарплату получить, газеты, письма, журналы привезти. А до базы семьдесят километров: двадцать до станции, а потом еще часа полтора на местном поезде. На базу ездили мужчины. Для них это был праздник: можно побывать и в парикмахерской, в бане попариться, пообедать в ресторане, вечером на танцы сходить. Так мы и жили.