Держись, классный руководитель!
Шрифт:
Впервые за много лет я не хочу идти в школу, не хочу входить в «свой» класс. Чем это кончится? Ведь так я ничего не достигну. Я громко сержусь на ребят, а гнев – плохой советчик.
В школе нет помощников в воспитательной работе. Да и посоветоваться не с кем. Словом, все очень неважно выглядит. Завтра пойду на завод. Посмотрю их за станками.
Снова был сорван урок немецкого языка. Учительница новая, тихая и пока беспомощная. Второй раз она называет фамилии Меренкова и Лобанова. Вызывала их и так отчитала, что долго сама не могла успокоиться. Вызвала родителей. Лобанов после беседы насвистывал веселый мотив, показывая, что плюет на все мои замечания. Хочется грызть подоконник(!). Вечером беседовала с родителями и учениками (Восков, Лисицын и Симонов). Безобразно шёл разговор с Восковым. Наглый взгляд исподлобья, саркастическая улыбочка, мать плачет.
Третий вечер провожу в школе. Беседую с родителями, с учениками. Беседую подолгу, не спешу; говорю, слушаю. Родители моих ребят производят хорошее впечатление. Простые люди, «без фасона», внимательные, вежливые и аккуратные. Стараюсь ничего не забыть, обо всем сказать, все выяснить. Пытаюсь не «перегрузить» беседу жалобами. Припоминаю положительные черты их детей, хвалю, радуюсь и «выговариваю».
Устаю ужасно, но не жалею себя – эти вечера просто необходимы. В 10 кл. «В» «это» происходило в 7 и 8-ом классах. В 10-ом уже не было острой необходимости вызывать родителей, а сейчас ничего не выходит иначе.
Урок истории идет у них с напряжением в тревожной тишине, на лицах нет доверия и интереса. Меня на уроке боятся – это никак не может устроить учителя.
Что за класс?
Тяжело.
На среду назначила комсомольское собрание. Бюро нет (по новому уставу), а с кем готовить собрание неизвестно. Сказала, что надо обо всем откровенно поговорить – «размежеваться», чтобы объединиться потом.
Предварительно поговорю: с Галаховым, Колосковым, Ивановой, Салосиным. Посоветуюсь.
Вечером – беседа с родителями и учениками. Сегодня урок немецкого языка прошел хорошо. Меренков обманул родителей – сказал, что будет на вечере 7-го ноября, взял деньги, а на самом деле на вечере не был. А где был?
Рассчитывала на «взрыв»
19-го комсомольское собрание состоялось.
Оно прошло остро, интересно и необычно. Я была настолько увлечена, что не сумела записать выступления. Очень сожалею.
Иванова Л. сделала сообщение об итогах четверти. Очень беспомощно докладывала о неуспевающих, об «отвратительном» поведении в классе (военное дело, немецкий язык) об опозданиях на химии. Перечисляла фамилии Меренкова, Салосина, Смирнова, Самохина и Кузнецова.
«Чем это может быть вызвано?» – спрашивает у класса Лида. Класс молчит. У многих улыбки. Все довольны. Всё плохо. У всех плохо.
Поручен
Фотолетопись (Титов) – не делается.
Сбор макулатуры – мы не участвовали.
Дневники – не сдают.
– Пусть староста выступит, – говорит Лида.
– Я не хочу выступать, – отвечает Шура.
Вяло выступили Кузнецов, Смирнов.
Восков говорит о Галахове, о его плохом поведении на собрании. В этот момент Галахов действительно был возбужден более обычного – он готовился «разразиться».
Галахов просит слова. Выходит к столу. Берет в руки мел и начинает свое выступление:
– Откуда всё произошло? – задает вопрос классу и рисует ответ. Все внимательно слушают и следят за доской.
Галахов рисует схему! Схему отношений внутри класса, схему неразберихи, разобщенности, отсутствия дружбы и т.д., и т.п.
Рисуя, рассказывает.
Характеризует группы, группочки и отдельные «выдающиеся» личности.
О Смирнове: «Любит, чтобы ему подчинялись», «желает навязать свою волю», «думает, что сумеет всех покорить».
О группе Смирнова: «Школа для них убежище от скуки».
О Воскове: «На всех пыхтит, недоволен».
О Симонове: «Умный».
О Дарьине: «Хороший парень, но это я по-приятельски».
Смирнов крутится на парте:
– А ну, давай, ребята, куда я вас направляю? Факты, факты, Галахов!
Галахов не учел этого обстоятельства. Он не вооружен фактами. Он говорит как чувствует.
– Я не записывал факты, – говорит он Смирнову.
Говорит Галахов плохо, в выражениях не стесняется. Он взволнован. Класс тоже взволнован. Схема на доске выглядит уродливо. В конце своего наглядного выступления Галахов жирно округляет схему мелом и веско говорит:
– А это должен быть класс.
Одобрительный шёпот. Смирнов горько улыбается.
– Лучше всех знает меня моя мать. Она никогда не говорила мне, что я хитрый, – говорит Смирнов.
– Я с тобой дружу уже давно, с детства. Галахов прав. Ты – умный, ты – хитрый. А мы за тобой во всех делах, во всем плохом, как овцы, – отвечает Салосин. Говорит медленно.
– Ты можешь на меня обидеться и сделать так, что многие обидятся, но я говорю…
В голосе Шурика обида, злость, жалость к себе. Смирнов хрипит…
Но Шурика никто не поддерживает.
Это слишком революционно.
Собрание пошло уже мягче. Приняли решение. Составляли тут же. Создали бригады совместной учебы. 5 человек в бригаде. Тут же договаривались о днях и часах. Решили восстановить завтраки. Работать на стройке (победить в соревновании!). Уехать в зимние каникулы в деревню (это – средняя перспектива). Провести две интересные политинформации. Пойти один раз в театр и т.д.
И довольна собранием, и не очень. Рассчитывала на «взрыв» (если учесть, что выступление Галахова было прекрасным). Но получился не «взрыв», а какое-то затухающее пламя, а может быть, разгорающееся…