Дерзкая
Шрифт:
— Прости, папа, — я посмотрела в любимое лицо отца и горько улыбнулась. — Но я не могу остаться! Для себя я уже все решила.
Какие громкие слова, насквозь пропитанные ложью. Скажи папа сейчас свое твердое «нет», и я останусь, смирюсь, подчинюсь. Буду глубоко несчастной, прорыдаю много дней, но смирюсь. Я не Ритка! Это сестра умела всегда и во всем поступать так, как считала нужным. Касалось ли это ее отношений с Антоном, с семьей, ее учебы, ее жизни. Она совершала ошибки, больно обжигалась, но вставала с колен и шла дальше. Ритка умела отключать эмоции
Папа все стоял, отвернувшись, а его плечи вздрагивали.
— Как ее не хватает, — произнес он надломленным голосом, и я тут же вскочила с кресла, прижалась к нему со спины, обняла крепко-крепко. Да, плевать на Жукова, пусть катиться в свой Питер, тем более я не так уж ему и нужна, он смирился с нашим расставанием. Готовая согласиться на любые папины слова, я открыла рот, но он удивил меня.
— Я тоже не хочу повторения ситуации, родная. Однажды я в ультимативной форме приказал своей дочери отказаться от чувств к мальчику, которого считал недостойным, и что из этого вышло?
Папа повернулся и посмотрел на меня прямым немигающим взглядом, в котором блестели слезы, а я открывала и закрывала рот, не в силах вымолвить ни звука.
«Нет! Такого просто не может быть!»
Мой мир буквально рушился на глазах. Мое представление о папе, о сестре крошилось стеклянными осколками, причиняя боль.
Как папа мог так поступить с Ритой и Антоном? И Ритка! Она скрыла от меня правду, она не показывала своих чувств и эмоций, страдала молча, пока не получила того злополучного приглашения на свадьбу. Тогда-то я и поняла, как сильно она любила Антона, но, оказывается, она всегда его любила, а папа запретил?
— Как ты мог? — прошептала я, не чувствуя собственных онемевших губ, а папа смотрел на меня и больше не походил на всесильного и могущественного человека, владеющего несметными богатствами. Мы с Ритой — вот его настоящие богатства, и лучше понять это поздно, чем никогда.
— Рита не простила меня, — устало вздохнул отец, опускаясь на софу. Его сгорбленная спина говорила о многом, а мое сердце разрывалось от негодования и жалости.
— Она простила, — неуверенно ответила я папе. Я теперь ни в чем не уверена!
Сев рядом, я взяла ледяные папины ладони и растерла их своими, повторяя, как заведенная, что Рита «давно его простила».
— А ты? — он посмотрел на меня с какой-то жалкой и кривоватой улыбкой, а я открыто улыбнулась в ответ.
— А я и не обижалась!
Так мы и сидели в его офисе, наблюдая, как сереет небо, как темная сырая туча наползает на яркое солнышко, как портиться погода.
— Вот и осень наступила, — прервал папа тишину после долгой паузы. — Попросим Петра отвезти нас в кинотеатр?
Я кивнула, согласившись сейчас не только на просмотр кино с папой, но и на пляски босиком на углях, лишь бы ушла из его глаз неизбывная печаль, которая
— А мне ведь понравился твой Костик, — совсем другим голосом произнес папа. — Серьезный молодой человек, нацеленный на успех, и как тебя угораздило с ним связаться, не пойму?
Он рассмеялся, а я только покивала головой, после такого сильного эмоционального стресса постепенно приходя в себя.
— Жуков приедет сегодня вечером, — сообщила я папе «убитым» голосом. Об этом мы договорились с Костей еще вчера, когда его слова «оставим все, как есть» еще не были произнесены, но теперь я ни в чем не уверена, даже в том, что Костя приедет.
— Жуков да Жуков, — папа укоризненно покачал головой. — Если у вас все сложится хорошо, то эта фамилия тебе еще надоесть успеет, так что называй парня нормально, по имени!
Я покраснела до корней волос, но на папины слова громко рассмеялась. Знал бы он, как Жуков уже мне надоел! Так надоел, что я в него, в конце концов, влюбилась!
Глава шестнадцатая
Арочный проход между кухней и гостиной служил отличным стратегическим местом, с которого я могла наблюдать разговор «по душам» между папой и Костей. Я видела профиль и того и другого, и по напряженным лицам понимала, что говорят они не о зацветающем на подоконнике кактусе и не о резком падении рубля, но слова долетали до меня лишь обрывками фраз. В кухне хрипел приемник — любимая «игрушка» приходящей домработницы — способствуя творческому процессу приготовления вкусного ужина, и никто не смел выключать шелест диктора и треск так называемых песен, пока она готовила. Приходилось щуриться, чтобы не упустить мельчайшей смены эмоций на лице любимых мужчин.
Несмотря на то, что папа извинился, я слишком хорошо его знала, чтобы понимать, так запросто он не изменится. Сказать и пообещать можно все, что угодно, а потом так же легко отказаться от своих слов, опираясь на вескую причину. Поэтому я сейчас смотрела на Костика и мысленно просила того сделать все, чтобы уговорить отца на мой переезд и не подкинуть папе эту самую причину, а Жуков говорил что-то, улыбался и кивал головой, бросая в мою сторону быстрые ускользающие взгляды.
Я застыла, поймав на себе обжигающее прикосновение его глаз — темных, поглощающих свет, скрывающихся за стеклами очков и обещающих так много. Всего один взгляд, но я так хорошо знала Жукова, чтобы понять его желания.
«Обладать!» — кричали его глаза, пробегаясь по моему телу и пробуждая волну невероятного облегчения.
Жукову не все равно! Этот идиот и не собирался от меня отказываться, а я поверила, повелась, и за это он будет страдать! Я покажу Косте, что со мной не стоит играть, или игра ведется только по моим правилам.
И посмотрела на Костю, когда тот снова покосился в мою сторону. Прожгла его взглядом в ответ, прикусив губу и, опираясь о косяк арки, выгнула спину. Всего на несколько миллиметров, неуловимое движение, но он увидел и сжал ладони в кулаки.