Дерзкий рейд
Шрифт:
Жудырык намеревался было ехать в передовом разъезде, но командиру пришлось проявить свои способности дипломата, чтобы доказать охотнику, как дорога для них жизнь аксакала, что от него зависит судьба всего похода. Но старик настаивал, и Джангильдинов согласился лишь на то, чтобы Жудырык находился во главе второй подвижной группы, которая определяла направление пути, выбирала дорогу и места стоянок. А бойцам этой группы командир дал задание:
— Оберегать его. Головой отвечаете за охотника.
2
Верблюды с тяжелыми патронными ящиками
Барону фон Краузе было сейчас не до гор и жары. Он злился сам на себя: дважды упустил возможность выполнить приказ Брисли — пырнуть одного верблюда кинжалом, чье острие смазано быстродействующим ядом, или хлестнуть его по глазам плеткой, на семи кожаных концах которой укреплены свинцовые шарики.
Верблюд шел в связке с двенадцатью животными. В такт шагам глухо позвякивали их медные колокольчики и раскачивались патронные ящики, укрепленные на двугорбой спине. Ящики как ящики, без особых примет, но Бернард указал ему именно на эту группу верблюдов.
— Там золото, — шептал он по-английски, когда они на привале ушли в горы и, собирая хворост, удалились от стоянки.
— Надо проверить…
— А если все узнают, что везут золото?
— Нам лучше!
— Не понимаю, почему нам станет лучше, если откроется тайна?
— Золото есть золото, воображение иметь надо! Все сразу кинутся, начнется свалка… Кто не пожелает разбогатеть!
— А мы?
— Будем спокойно наблюдать, — холодно и властно ответил Брисли.
— У меня лично нет особого желания наблюдать, как золото будет уплывать в другие карманы, — признался барон.
— На Востоке говорят: не суй все пять пальцев себе в рот, подавиться можно. — Бернард ловко срезал для костра узким ножом сухой куст боялыча. — Не жалей поклажи одного верблюда. Золото сильнее динамита, оно взрывает дружбу, разъединяет людей, делает их врагами. Старая и вечно новая истина!
— Может быть, — неохотно согласился фон Краузе, все же не желавший отдавать ни грамма драгоценного металла в чужие руки.
— Смотреть шире надо! На пиратских кораблях, как рассказывал мой дед, а он — светлая память ему — был адмиралом, капитаны с помощью мешка с золотыми монетами иногда расправлялись с целой командой. При дележке а суматохе всегда находятся недовольные и обиженные, которые силой кулака и оружия хотят восстановить свой приоритет. А когда начинается грызня, легко натравливать одних на других, как говорят французы, таскать жареные каштаны из камина чужими руками.
И Брисли поделился с бароном своим планом: надо взорвать отряд изнутри. Блеск золота ослепит даже самых ярых большевиков, у них проснутся алчность и стяжательство.
— Киргизский командир
Барон слушал и кивал. Пора! Вобьем клин между командиром и бойцами отряда, а потом начнем их убирать по одному… Отряд без головы станет послушной толпой!
3
Барон фон Краузе придержал коня, пропуская верблюдов. «Сегодня опять не вышло, — подумал он. — День скоро кончится… А может, и дорога возле пропасти?» От такой мысли он насупился. Конечно, горы будут на пути, но такую удобную тропу навряд ли еще встретишь.
Мимо не спеша вышагивал верблюд, на шее местами вылезала шерсть, он слегка наклонил голову и как бы вопросительно посмотрел на всадника большими круглыми глазами. Из приоткрытого рта виднелись крупные желтые зубы, а с нижней матово-темной, шершавой губы стекала липкая слюна.
Фон Краузе стиснул в ладони рукоятку плетки. Ему было противно это громадное несуразное животное с выпученными глазами. Но хлестнуть по глазам не решался, какая-то непонятная сила удерживала его. Нет, то была не жалость, а что-то иное. Скорее всего, боязнь за собственную шкуру. Впереди и сзади ехали бойцы. И среди них тот сумрачный тип, великан-азиат со шрамом на лице. Попадаться в его руки барон не желал.
Вдруг далеко впереди, за отрогами хребта, раздались выстрелы. Гулкое эхо многократно повторило их, перекатывая звуки, словно шары, по ущелью. Сонное оцепенение, царившее вокруг, исчезло. Стрельба разгоралась. Вслед за одиночными винтовочными послышались короткие пулеметные очереди. Мимо барона, обгоняя колонну, промчались бойцы, срывая на ходу винтовки и щелкая затворами.
— Засада! Попали в засаду!
Радостное и в то же время тревожное чувство охватило фон Краузе. Радостное оттого, что, значит, где-то рядом свои. Они напали на отряд, может быть, то и не англичане, а посланцы генерала Толстова. И тревожное, ибо впопыхах и ему могли влепить пулю: сверху, с горы, не видно, кто там на коне — свой или чужой, да и чем он, Альберт фон Краузе, отличается внешне от красноармейцев? Барон хлестнул коня, помчался вперед. Нет, он стремился не к месту боя, а хотел уйти с открытого пространства, которое хорошо просматривалось с вершины и могло простреливаться. Он увидел впереди нависшую скалу и под ней намеревался переждать. Безопаснее не найти места.
Почти у самой скалы, что выдавалась из отрога, барон нагнал того верблюда с облезлой шеей. Тропа здесь лежала на узком уступе и петляла над отвесным обрывом, поэтому ехавшие сзади не видели передних. Фон Краузе нервно взмахнул плеткой…
Животное, получив неожиданный удар, дернулось в сторону и, потеряв равновесие, соскользнуло задними ногами с троны. Тяжелые тюки сразу же потянули вниз. У верблюда неестественно выпрямилась шея, как струна натянулась веревка, связывающая его с другим верблюдом. Веревка лопнула, и обезумевшее животное с патронными ящиками на спине полетело в пропасть. Страшный, отчаянный вопль верблюда разнесся по ущелью, и бездушное эхо многократно повторило его…