Дерзость
Шрифт:
– Хальт, хенде хох!
Кроме меня и Саши Стенина, всех моментально как ветром сдуло. Мы же, когда перед нами появились вооруженные люди, остались на месте. И не потому, что были полураздеты - сушили обмундирование, - просто прекрасно знали: немцы ни за что ночью не сунутся в лес. И в самом деле: на пилотках у солдат мы увидели звезды, а на лицах улыбки. Красноармейцы присели к костру, протянули к огню озябшие руки...
– Сашка, Сергей, Лавров! Да это же наши, идут из окружения, - кричу я в темноту.
Слышу ответ Чеклуева:
– Сдались фашистам, шило вам в бок!
В разговор вступает Саша Стенин.
– Да вы
– А не врешь?
Не верят, подходят поближе, видно, все еще присматриваются.
Наконец, чтобы развеять сомнения, прошу наших новых знакомых подать голос. Услышав чистую русскую речь, друзья мои один за другим возвращаются к костру.
Лавров не спеша надел сапоги, в три бога и триста боженят проклиная зубную боль, которая донимала его уже несколько дней, а затем предложил нашим гостям рассказать, откуда они взялись.
Один из них с ухмылкой заметил, что некоторые болезни проистекают от переохлаждения нижних конечностей и сердечно посоветовал не ходить босиком, тем более по снегу. Лаврова передернуло, но он смолчал. Второй красноармеец уже серьезно начал рассказывать о том, что их полк под Вязьмой попал в окружение, что они вели упорные кровопролитные бои с наседавшими фашистами. Командир полка погиб. Осталось человек триста, идут на соединение со своими. Во главе полка батальонный комиссар.
– А что вам здесь-то понадобилось?
– все еще сердито спросил Лавров.
– Шли в разведку и наткнулись на вас, ну и решили маленько подшутить.
– Хороши шутки!
– Как далеко фронт?
– задал вопрос один из бойцов.
– Тринадцатого октября Можайск был в наших руках. В ночь на четырнадцатое немцы подходили к Бородино, - ответил Лавров.
– Если бы кто-нибудь из вас взялся нас проводить...
– Что ж, пожалуй, можно, - сказал Лавров.
– Я как раз собирался послать за линию фронта нарочных с разведданными. Если хотите, они вам помогут выйти к нашим.
– Вот за это спасибо!
Мы поужинали вместе с красноармейцами, поделились с ними спичками, махоркой, и они с двумя проводниками, один из которых был одет в гражданскую одежду, ушли к своим.
– В добрый путь, шутники, - произнес Лавров, и мы по очереди крепко пожали им руки.
Красноармейцы и их провожатые ушли на восток, а наш путь по-прежнему лежал на запад. Взрывчатка еще оставалась, можно было продолжать работу.
По пути следования минируем дороги, рвем линии связи, поджигаем мосты. Мосты в то время, как правило, были деревянными, и сжечь их не составляло большого труда. В ночное время, когда прекращалось движение, мы собирали небольшую кучку хвороста и сухостоя, клали на эту горку дров зажженный термитный шарик и преспокойно удалялись. Что касается телефонной связи между немецкими частями, то она осуществлялась с помощью кабелей, проложенных по земле. Через дорогу кабели перебрасывались с помощью высоких треножников; там, где это было возможно, вместо треножников использовались высокие деревья.
По-прежнему ведем разведку - этим занимаются Саша Чеклуев и кто-либо из ярцевских ребят - их возраст и одежда не вызывают у немцев подозрений. Просится в разведку и Володя Шатров, но его посылать рискованно. Он рослый и выглядит старше своих лет.
Спим чаще всего в лесу у костра. Сон этот короткий, беспокойный, почти не снимающий усталости, которая накапливается в нас с каждым днем.
Как-то после утомительного
Насытившись, мы выставили пост, мокрые шинели и сапоги побросали на печь, а сами разместились кто где.
Под утро, еще затемно, стали собираться в дорогу. Хозяйка сходила в сенцы, принесла нам каравай хлеба и несколько кусков сырой баранины. "Это вам от председателя". Мы сердечно поблагодарили ее и тихо, огородами, ушли в лес.
Вечером добрались до конечного пункта нашего маршрута - до дороги Вязьма-Сычевка. В нескольких местах заминировали ее и двинулись в обратный путь. Снова на дорогах ставили мины, разбрасывали колючки. Шли, как правило, лесом, стараясь избегать встреч с противником, днем на открытые места не выходили. И лишь однажды нарушили мы это правило, за что едва не поплатились жизнью...
Вышли к кромке леса. Впереди вспаханное под зябь, припорошенное поле. Обходить его лесом очень долго. Прислушались. Осмотрелись. Ничего подозрительного. Вытянулись цепочкой: впереди Лавров, за ним все остальные, замыкающим был я. Отошли от леса метров триста. Все спокойно. И здесь откуда ни возьмись наперерез нам выехали три мотоцикла с колясками, а за ними открытая штабная машина. Не доезжая метров пятидесяти до нас, гитлеровцы остановились. Остановились и мы. Немцы о чем-то посовещались между собой, и один из них, видимо, офицер, через переводчика обратился к нам:
– Русские солдаты! Красная Армия разбита. Доблестные германские войска вступают в Москву. От имени командования предлагаю вам сложить оружие и сдаться в плен. Жизнь гарантирую.
Момент был крайне напряженный - отходить к лесу - расстреляют в спину, вступить в бой - слишком неравны силы. Надо пойти на какую-то хитрость. И Лавров, не теряя самообладания, произнес:
– Предлагаем пропустить нас. Прикажите не стрелять. У нас за плечами динамит.
Не нарушая строя, взяв оружие на изготовку, мы прошли в пятидесяти шагах мимо остолбеневших немцев. Не скажу, что спокойно. Это был, конечно, риск. Но именно такой риск и спас группу.
Мы отошли от немцев уже на приличное расстояние, когда те развернулись и поехали в село, а мы вдоль деревни, бегом, устремились к темневшему справа лесу.
В это время немцы на нескольких мотоциклах выехали за околицу. Штабной машины с ними теперь не было. Сначала они стали удаляться от нас, затем повернули вправо и вдоль кромки леса помчались по дороге наперерез нам. До леса оставалось совсем немного, но и немцы были рядом. Огнем из автоматов и винтовок мы вынудили их остановиться и залечь, а сами, отстреливаясь, перебежками добрались до леса. Здесь мы были в безопасности.