Десантура-1942. В ледяном аду
Шрифт:
– И вот еще… Держи приказ… – Гринёв протянул усталой, дрожащей рукой конверт. Тарасов вскрыл его зубами, прочел… И обомлел.
«Общее командование передается подполковнику Латыпову, в его отсутствие старшим назначается подполковник Гринёв. Комсевзапфронт генерал-майор Курочкин»
– Что за хрень? – не понял Тарасов. – А почему по рации не прислали?
– Вы ж на связь не выходите… – пожал плечами Гринёв.
– Муха же бляха! – Тарасов аж вскочил! – У меня батареи скоро сядут эту чертову «Клумбу»
Гринёв пожал плечами:
– Я-то что могу поделать? Латыпов тут?
– А это-то что еще за хрен с горы? Какой, в пень разлапистый, Латыпов??
– А я знаю? Представитель штаба фронта. Твоим радиограммам не верят. Говорят, панику наводишь. Они самолеты шлют, шлют, снарягу кидают, кидают…
– Шлют? Шлют?? Снарягу??? Да их же мать фронт в дупло по самую дивизию! Каждую ночь, млять, самолеты – мимо, мимо! Как же, мать твою, у меня обморожений скоро будет полбригады! Живаго! Где Живаго?
– Знакомая фамилия… – почесал облупившийся нос Гринев.
– Да насрать, что знакомая! Где Живаго, мать едрить через колено!
– Оперирует, товарищ подполковник! Велел передать, что пока не закончит, посылает всех в третью задницу четвертой мамы Гитлера!
Дневальный втянул, на всякий случай, голову в плечи, а начштаба, особист и комиссар заржали.
– Латыпов тут со дня на день будет. Ну не помнишь его, что ли? Лысый такой!
– Не помню. И не представляю. И представлять не хочу! У меня плохая память на имена и даты.
– Значит, как увидишь, так и вспомнишь, – без тени улыбки сказал комбриг двести четвертой.
– Отлично, мать твою… Значит, я тут сижу уже вторую неделю, прибегают щеглы типа тебя и сразу давай командовать?
Тарасов от обиды едва не плюнул в лицо Гринёву.
– Щеглы, ага… – неожиданно согласился Гринёв. – Давай к делу, а? Атака на Добросли приказана.
Тарасов только ошеломленно закачал головой:
– Штаб всего корпуса? Без поддержки твоей бригады? Тихо! – успокоил он жестом возмутившегося Гринёва.
– Нет у тебя больше бригады!! Нету! Есть триста голодных и безоружных людей. А кормить нам их нечем. И вооружать нечем, ерш твою душу меть!
Артем Шамриков сидел в засаде.
На лося.
Бригада так и сидела в болотах, ожидая неизвестно чего. Командиры чего-то бегали, суетились. Вечерами пускали ракеты. После чего ротами шарахались по лесу, собирая сброшенные с «ТБ-3» тюки на парашютах. Парашюты, кстати, без промедления шли в медсанбат.
Иногда на импровизированный аэродром садились «уточки». В них запихивали – именно запихивали! – раненых до отказа, так, что бипланы едва поднимались над деревьями.
Иногда Артем смертельно завидовал тем, кто отправляется сейчас на Большую Землю. Но это
Их рота тогда сидела вокруг аэродрома. Десантники готовы были стрелять на каждый шорох в ночном лесу, но чаще всего оглядывались. Оглядывались на фанерные самолетики, увозившие их ребят – раненых, больных, обмороженных – домой.
Оглядывались, пока один из «У-2» внезапно не накренился под порывом ветра и не зацепил краем крыла высоченную сосну на краю поляны. Этого самолету хватило, чтобы его развернуло, перевернуло и… И гулким хлопком бензиновая вспышка обожгла душу Артема. Больше он не смотрел на взлеты.
А на следующий день поступил приказ – начать охоту на местную дичь. В команды были выделены наиболее опытные в этом деле бойцы. К слову сказать, большинство десантников было из таежных районов Кировской области и Удмуртской автономной республики и бывали в лесах, но… Но охота – не война. Тут немного другие навыки нужны. Читать следы зверя, например, а не человека. На людей-то пацаны уже худо-бедно научились охотиться… Звери – они все-таки хитрее. Вона недавно ребята из четвертого батальон аж три дозора немецких положили!
Артем шмыгнул носом и поглубже зарылся в снег. Чтобы зверь не чуял…
Впрочем… Какой уж тут зверь… С сентября в этих лесах война идет! Хотя разведчики и мамой клялись, что свежий лосиный помет видели.
Хорошо, батя старый охотник. Перед войной медведя брал пару раз. Велел тут лежать и не шевелиться, пока он по следам ходит.
Артем не заметил, как начал дремать.
В снегу засыпается хорошо… Хоть и холодно… Да уже и не холодно… Тепло… Странное такое тепло… Нежно… Людка так же обнимала…
Внезапный шорох, сбивший снег с еловых лап, сбил сон. Шамриков еще не успел проснуться, как уже вскочил на колени и выстрелил несколько раз на звук. И лишь потом протер глаза.
За густыми зарослями ельника кто-то грузно шевелился, издавая утробные звуки.
«Вот пожрем! Вот пожрем-то!» – мелькнула радостная мысль. Он, торопясь, натянул лыжи, щелкнув по обледенелым валенкам пружиной, и поморщился – железяка опять ударила по самому протертому месту изъерзанной обувки. А потом скорым шагом побежал к месту, где упал лось.
Шамриков раздвинул ветки и…
Густо обрызгав кровью снег, под ногами Артема лежал отец.
– Батя, батя, батя!! – закричал сержант и упал на колени. Он обхватил руками лицо отца, приподнял голову, заглянул в глаза, почему-то ставшие голубыми. Ровно весеннее небо над ними…
Артем тряс отца, не замечая струйки крови, стекавшей из уголка рта.
Он не заметил и того, как на выстрел сбежались бойцы, как кто-то бил его по мокрым щекам, как санинструктор сноровисто снимал полушубок со старшины…