Десница великого мастера
Шрифт:
Главный ловчий открыл плетеную дверцу, царь и Гиршел вошли в загон.
Чувствовался запах скота и навоза. Гиршел взглянул на оленят.
— По-видимому, они болеют лихорадкой. Самцы заволновались, увидев чужих людей. Гость разглядывал самую красивую олениху.
— Эта олениха — любимица Шорены. Шорена сама ее выкормила.
— И теперь следит за ней? — спросил Гиршел.
— Дочь эристава находилась до сих пор в Гартискарской крепости, а теперь живет во дворце Хурси. Когда она станет твоей невестой, то сможет сколько угодно ходить за своей
Гиршел еще не видел дочери Колонкелидзе. Он пристально рассматривал Небиеру, словно хотел в образе этой прекрасной, львиного цвета, оленихи увидеть облик своей невесты.
Георгий удалил главного ловчего и слуг.
— Загон запрем сами, — сказал он.
Оставшись вдвоем с Гиршелом, он стал разглядывать Небиеру. Вспомнил он короткие счастливые минуты, которые провел во дворце Колонкелидзе в ту ужасную ночь, когда царские войска брали Кветарскую крепость.
— Шорена не похожа на других девушек,-сказал он Гиршелу, — она смелая и искусная охотница.
— Охотница?
Много рассказов слышал Гиршел от своих теток о красоте Шорены, но он не мог себе представить, как эта красавица может быть хорошим стрелком и охотником.
Ему вдруг страстно захотелось увидеть ее. Он уже хотел попросить друга детства показать ему невесту, но вспомнил: во дворце ждали приезда Гурандухт, без нее нельзя встретиться с Шореной. Слова, готовые сорваться с его уст, застряли в горле. И он сказал Георгию:
— Я стеснялся царицы и католикоса, а, по правде говоря, мне хотелось выпить за обедом…
Георгию стало неловко.
«Заметил, наверное, что я холодно его принял»,-подумал он, но улыбнулся и похлопал гостя по плечу.
— А, вот как! Ну что ж, вспомним, друг, старину, посостязаемся в выпивке! — сказал он.
После некоторой паузы он внимательно оглядел Гир-шела и добавил:
— Если хочешь кутнуть по-настоящему, надо переодеться.
Гиршел удивился.
На нем был аксамитовый кафтан. Что же мог надеть на себя гость скромнее этого?
— Мы оба должны одеться простолюдинами. Гиршел улыбнулся.
Георгий не знал никого из придворных, чья одежда пришлась бы впору Гиршелу. Он попросил у Звиада охотничью шубу, но она оказалась мала великану.
Георгий вспомнил про скорохода Ушишараисдзе, самого высокого из его слуг.
Громадный Гиршел был забавен в чохе и заячьем полушубке скорохода Ушишараисдзе — и эта одежда была ему коротковата.
XXVI
Гиршел с удивлением смотрел на царя, который вы красил бороду хной.
— А знаешь, Георгий, ты очень похож на Аль-Хакима. У халифа такая же рыжая борода. Сарацины могут принять тебя за его родного брата.
— Мой дед Давид Куропалат помогал кесарю в вой нах против сарацин. Отец, Баграт Куропалат, очень любил женщин. Быть может, он встречался с матерью халифа.
Гиршел улыбнулся.
— Забыл тебе рассказать: как раз в ту ночь, когда
— Так что ты можешь объявить себя богом сарацин. Оба они расхохотались.
Шли вверх по Арагве.
— Да хранит тебя бог, Гиршел, не проговорись об этом, не то католикос обвинит меня в новом святотатстве.
Остановились.
Мимо стремилась бешеная Арагва. Она мчала с собой вырванные с корнем пихты, глыбы льда, утонувших овец. Река несла двух буйволов с ярмом на шее. У несчастных животных только головы торчали над водой, они жалобно ревели, глядя на берег.
Иногда один из них с усилием вскидывал вверх ярмо, и тогда другой погружался в воду.
— Вот так же судьба иногда впрягает в одно ярмо двух человек, — сказал Георгий.
— И топит одного или другого, — добавил Гиршел,
— Но может погубить и обоих, — ответил Георгий. Какие-то юноши на берегу скинули с себя одежды и
вплавь бросились за уносимыми рекой животными.
— В юности мы с тобой переплывали Арагву, а теперь прыть уже не та, — сказал Гиршел двоюродному брату.
Георгий вспомнил всегдашние состязания в мужестве с другом своей юности.
— А почему бы не попробовать? Если ты переплыл позавчера Куру, почему бы мне не одолеть Арагвы.
— Должен тебе признаться, что в ту ночь вода в Куре была не так-то уж высока.
Георгий снова посмотрел в сторону Арагвы. Парни догнали буйволов. Георгий обрадовался — он любил буйволов. Всегда удивляло его, почему так печально ревут эти сильные животные.
Он поделился своими мыслями с Гиршелом.
— А ты как думаешь, — сказал Гиршел, — сильному приходится труднее. Вот почему так грозен оскал льва, тигра и гепарда. Белки, мыши и барсуки шмыгают вечно веселые. В Аравии мне приходилось слышать, как ревут львы. Выйдет лев в пустыню и ревет. Как громовые раскаты, разносится вокруг его скорбный рев, он ужасом сковывает душу.
Гиршел пристально посмотрел на дом с террасой.
— Помнишь, Георгий, как мы сбежали от дядьки? Какие-то пьяницы напоили нас, потом к нам пристал горбун и завлек к распутницам. Нас оттуда выгнали старики — как вы смели, мол, щенята, явиться сюда! Цыкнули на нас, мы смутились, пришлось уйти…
Георгий расхохотался. На террасе дома и теперь сидели женщины и смотрели на разлившуюся Арагву. Какие-то юноши тащили из воды невод. Георгий и Гиршел стали над уступом.
Рыбаки раскрыли невод, и форели заплясали на берегу.
— Угостите нас рыбой! — кричали им сверху девушки. Парнишка приставил к животу форель. Девушки с
хохотом удрали.
Гиршел внимательно, рассматривал улицы, сады и террасы. Вспоминал на каждом шагу свое детство. Они устраивали петушиные бои, тайком уходили из дому на масленицу ряжеными, а в сочельник бегали колядовать и, несмотря на воркотню воспитателя, все же шли рыбачить к Арагве, Ловили садками и метали гарпуны. Зимой возводили снежные башни и штурмовали их.