Десница великого мастера
Шрифт:
— Лютый зверь гепард, — сказал Гиршел. — Все звери боятся человека. Даже лев и тот без причины не нападет на людей. А вот гепард не боится. В Египте он не только ночью, но и днем похищает детей. В Алеппо гепард растерзал муллу вместе с ослом, на котором тот ехал.
— Разве гепарды водятся в Египте? — спросил Габо.
— Гепарды водятся как раз вот на таких утесах, какие мы только что проехали. Они устраивают свое логово среди скал. А если у здешних гепардов имеются щенки, то нам сегодня ночью придется попрощаться с нашими лошадьми.
— Как? Разве гепарды нападают и на лошадей? — спросил Вамех.
— Не только на лошадей!
Чем больше углублялись они в Пхови, тем труднее становилось путешествие. На каждой горе подстерегала их крепость, в устье каждого ущелья поджидали дозорные. На каждом шагу приходилось давать взятки хевистави.
Становилось уже небезопасным выдавать себя за скупщиков лошадей. В нескольких местах они старались что-нибудь узнать о лазутчиках Звиада, и им сообщили, что те бежали в Уплисцихе. Показались горы ястребиного цвета. Следующую ночь путники провели под скалой. Посовещавшись, решили ехать дальше врозь и на расспросы отвечать всем по-разному. Царь и зристав должны были говорить, что они рабы царя Георгия, убежавшие из уплисцихской темницы. Оруженосцу и скороходу было приказано не пить пива, избегать женщин и не заходить в гости. На перекрестке путники разошлись в разные стороны. Условились встретиться на храмовом празднике и принести туда каждому по жертвенному козленку.
Георгий знал, что к гостям с жертвенным приношением пховцы относятся радушно. Вамеху и Габо было приказано бранить при каждом удобном случае царя Георгия и Звиада-спасалара и таким образом узнавать настроение жителей Пхови. Поручили не поминать добром и католикоса Мелхи-седека, хулить Мамамзе, дидойцев и галтайцев. Пошли пешком. Коней оставили в ближайшем лесу. Владетель Квелисцихе никогда не бывал в Пхови. Все здесь ему казалось необычайным: пховские иконы, хевисбери, молельни у дорог, сложенные из камней. Он посочувствовал роженицам, запертым в навозном хлеву в конце села. Наконец прибыли на храмовый праздник. Георгий и Гиршел купили козлят и поодиночке вошли в ограду молельни. Гиршел с любопытством разглядывал внутренность пховской молельни с высокими сводами и колоннами, украшенными турьими рогами. Он издали следил за Георгием и подражал ему в поведении. Смотрел, как хевисбери подводил к месту «искупления» умалишенных и ставил им на шеи древко хоругви, как хуци — главный священнослужитель — колдовал над больными и связанными по рукам сумасшедшими, позвякивал бубенцами хоругвей. Во дворе молельни галдели пховцы, одетые в кольчуги. Перед храмом на каменном жертвеннике покоилось большое знамя, Рядом стоял хуци. Георгий опустился на колени перед знаменем, в одной руке он держал козленка, а в другой — зажженную свечу.
Хуци поднял голову и обвел взглядом небосвод.
— А-а-а, да прославит господь величие твое, святой Георгий! Для победы своей возьми Авшанидзе Глахуну во услужение к себе, не лишай его своей милости на многие лета, — произнес Георгий.
— А-а-а, слава господу, слава солнцу, солнечным ангелам! Молю тебя, победителя над врагами и над злой смертью! — изрек хуци.
Затем он стал еще что-то бормотать, но ни царь, стоявший на коленях, ни Гиршел не могли уже ничего расслышать. Подошел дастури, взял у Георгия козленка и раскорячил его. Хуци перерезал козленку горло.
Дастури подставил чашу и наполнил ее теплей
Звон бубенцов, подвешенных к хоругвям, замер. Дастури вынесли священное пиво и стали угощать им приехавших на празднество паломников.
Дастури выкладывали грудами вареное мясо прямо на землю перед молельщиками, которые, скрестив ноги, уселись в круг. Какой-то рыжий пховец, со шрамами на лице, подсел к Георгию. Звали этого широкоплечего, сероглазого молодца Калундаури Годердзи.
Он вежливо осведомился, зачем пришел к ним путник— посмотреть на праздник или, может быть, он лазутчик царя Георгия?
Георгий сделал вид, что обиделся:
— Да поразит святой Георгий царя Георгия и его лазутчиков. Я убил нечаянно одного попа в Уплисцихе и за это просидел три года в тюрьме.
Годердзи Калундаури сочувственно выслушал гостя. Рассказал ему о своей жизни. Он оказался сыном хе-висбери Мурочи Калундаури. Предложив гостю пиво и баранину, Годердзи принялся в свою очередь бранить царя Георгия.
— Не простим мы ему разорения Пхови, — говорил он.
Начались хороводные пляски.
Танцевали и пели одновременно две группы мужчин в доспехах ястребиного цвета.
Начинал высоким голосом запевала:
В честь кого сегодня праздник?
В честь Георгия святого…
Хор повторял припев. Затем вступал запевала второго хора:
Долг мой остался за ведьмами,
Почему ты спрашиваешь об этом,
богородица?
Тесто месила старуха колдунья.
Я ее поймал на кухне.
Запевала первого хора перехватывал песню:
Не отступай, святой Георгий,
Тоска преследует меня!
Не отступит святой Георгий,
Кольчуга пестрая на нем.
Медленно и плавно танцевали мужчины в шлемах, юноши, стройные, как пховские сосны. Танцуя, приближались к вратам святилища. Здесь они опять разделялись на группы и становились друг против друга. Вправо кружились пляшущие, влево развевались полы их одежд, Гремели на них доспехи, зычными голосами гудели слуги святого Георгия.
Кончив пляску, мужчины усаживались пировать под ясенями. Вставали другие танцоры и кружились в новом хороводе. Теперь стали плясать женщины в красивых пховских нарядах. Мелькали их длинные шелковые платки, раз вевались платья, расшитые красными и желтыми узорами.
В одной из групп Георгий заметил Вардисахар. Он узнал и вторую девушку — служанку Шорены Пиримзису. На голове Вардисахар красовался пховский кокош ник, унизанный бусами и расшитый крестами и тесьмой,-Колыхалась ее обольстительная высокая грудь. Было заметно, что девушка отвыкла от пховского хоровода.
Калундаури налил Георгию полный рог пива. Гость опорожнил сосуд и снова стал разглядывать пляшущих женщин. Он хотел проследить, куда после хоровода пойдут Вардисахар и Пиримзиса.
Годердзи Калундаури быстро опьянел.