Десять лет до страшного суда
Шрифт:
Один из молодчиков — в такой кромешней тьме трудно было определить, кто именно из трех — с острой как бритва шпагой бросился на иностранца. Иностранец с невиданной легкостью отскочил в сторону от того места, в котором шпага должна была пронзить его, схватил длинную бороду вельможи и резко дернул за нее. Борода была фальшивой и сразу же оказалась в руке иностранца. Глумливо смеясь, иностранец одним легким движением уложил молодчика на землю и бросил фальшивую бороду в лицо другому нападавшему.
Поверженный вельможа уполз по камням мостовой к тому месту, где прятался Хард, и оказался на расстоянии вытянутой руки от него. В порыве ранее
— Мать, прости мне эту греховную радость! — и стал бить ногой по голове вельможи. Камни окрасились в кровь.
Однако иностранцу было не до радости — он оказался зажатым меду двумя другими молодчиками. Кончики их шпаг мелькали перед ним как ядовитые насекомые; каким-то чудом получалось так, что всякий раз он оказывался там, где шпаг не было. Вместе с тем, он не мог схватить ни одного из них без того, чтобы не быть тут же атакованным другим. Несмотря на холод, его лоб покрылся потом.
— Тебе сейчас придет конец, — глумливо прокричал один из вельмож, — потому что моя шпага напоена Молоком Матери (Молоко Матери являлось ядом широкого спектра действия, состоящего из цианидов и растительных алкалоидов типа кураре). Другой вельможа хранил молчание, поэтому иностранец решил начать с него.
Тем временем Хард заметил, что молодчик, которого он пинал ногами, был уже мертв.
— Помоги мне, Мать! — завопил он. — Ведь ни один человек не умирает дважды от Долгой Смерти! — С такими словами, заручившись поддержкой Матери, он как копье метнул шпагу мертвого вельможи во владельца отравленного клинка. Шпага пронзила тому горло, и с выражением благородного удивления он повалился на землю.
— Неплохо сработано, сынок, — спокойно похвалил Харда иностранец. Единственный оставшийся в живых вельможа попытался было сделать отчаянный выпад, но счел за благо быстро развернуться и убежать, истерически взывая о помощи и бросив свою шпагу, которую ему удалось таки всадить в правое плечо иностранца.
Выкрики беглеца затихли вдали. Хард и иностранец стояли над телами повергнутых вельмож, глядя в лицо друг другу. Теперь у Харда было время обдумать все случившееся, и он пришел в ужас.
— Мы мертвы, — объявил он упавшим и как будто бы не ему принадлежавшим голосом. — Даже если им придется упрятать в темницу половину города, они все равно схватят нас. Затем они целый месяц будут казнить нас, как того требует Закон Матери. А мы даже дали возможность убраться единственному свидетелю.
Но иностранца больше всего беспокоила застрявшая в плече шпага. Он осторожно вынул ее, почти даже не скривившись, и из открывшейся раны хлынула кровь.
— Пошли, сынок, — сказал он сквозь стиснутые зубы, — веди меня к дому доктора Джеллфта. Скорее!
Они двинули вперед. Но перед этим, несмотря на охвативший его ужас от предчувствия мучительной казни, Хард не забыл забрать с собой кошельки убитых.
— Хоть поем хорошо перед тем, как они схватят меня.
Преподобного Тарна Гар-Террэна Джеллфта, Герцога Лиффа, Лечащего врача Короля, Спонсора-Покровителя Гильдии Врачей, подняться с постели, где он видел сладкие сны, в такой проклятый Матерью поздний час заставил энергичный стук в парадную дверь. Как и большинство лиффанских вельмож среднего возраста, он был склонен к помпезности, благополучию, консерватизму, как, впрочем, и некоторой робости. Однако, когда он открыл свою дверь и увидел, что его посетителями являются хотя и богато одетый,
— Пожалуйста, говорите медленнее. Прошло много времени, и я не понимаю вас.
Терранин и местный уголовник прошли в вестибюль и закрыли за собой входную дверь.
— Если вам угодно, я могу говорить по-лиффански, — предложил молодой человек.
— Ну… я имею в виду… — доктор Джеллфт явно ощущал затруднения в подборе слов в полузабытом им языке. Наконец, он оставил свои потуги и сказал по-лиффански:
— В конце-концов, прошло действительно много времени.
— Великолепно. Пожалуйста, поднимите правую руку.
Смущенный все этим и уверенный в том, что уголовник пришел ограбить его дом (что уголовник действительно собирался сделать), доктор Джеллфт поднял руку.
Лиффанский язык молодого человека был почти таким же быстрым и малопонятным, как и терранский.
— Клянетесь ли вы всем святым или личной этикой, определяющей ваши дела, поддерживать и защищать Конституцию Терранской Федерации Планет всеми доступными вам средствами и соблюдать законы Терранской Федерации Планет и уставы Военно-Космических Сил, которые на протяжении времени выполнения данной миссии приравниваются к другим законам, и да поможет вам то божество, которое вы исповедуете, или личная этика, определяющая ваши дела? Говорите «Да».
Медленно, неуклюже и почти механически доктор Джеллфт произнес:
— Ну да, конечно же, клянусь.
— Великолепно. — Молодой человек коротко отдал честь. — Сэр, настоящим актом вы переводитесь из пассивного в положение активного резерва. Вам присваивается звание младшего командира и поручается принять командование всеми военно-космическими средствами на планете Лифф. Вам также вменено в обязанность всемерно оказывать содействие Особой Операции «Л-2» на весь период наших действий здесь. Пока все. — Он вынул из внутреннего кармана своего кителя покрытый пятнами крови пакет и вручил его ошарашенному доктору. — Меня зовут Джон Харлен. А теперь, ради Бога, сделайте что-нибудь!
Сказав это, молодой терранин упал в обморок.
3
«Террэн бивер» прибыл на военно-космическую базу Федерации, дислоцированную на Луне, за двадцать пять дней до того, как Джон Харлен прибыл к доктору Джеллфту на Лиффе. Менее чем через полчаса после прибытия корабля записи вахтенных журналов «Бивера» были введены в память Главного Управления для анализа, и компьютеру потребовалось еще полчаса для того, чтобы сравнить приключение «Бивера» со всем другим, что произошло на земле и в космосе за последнюю тысячу лет истории Федерации. Заключение Главного Управления было передано в информационные сети еще за пять часов до того, как команда «Бивера» закончила прохождение карантинных формальностей. Таким образом, Рич Хэлн стал одним из последних людей в Федерации, которые узнали о том, что то, что он испытал в полете, было только первым залпом Первой Межгалактической Войны.