Десять меченосцев

Ёсикава Эйдзи

– Просто чувствую, но не могу объяснить словами.

– Расскажите, что вы чувствуете?

– Не нахожу точного определения, но на глиняных гранях запечатлен след сверхчеловеческого, – ответил Мусаси.

– Хм… – после недолгого размышления отозвался Коэцу.

Он отличался строгостью в профессиональных суждениях. Он знал, что узкий круг людей был посвящен в его творчество. Мусаси не мог подозревать о его увлечениях.

– Так что же вы увидели в гранях?

– Чрезвычайно чистый срез.

– И только?

– Нет, в них есть

нечто более значительное. Они отражают широту души и дерзкий ум мастера.

– Что еще?

– Рука гончара отточена, как меч из Сагами, но он замаскировал ее изысканностью. Чашка выглядит непритязательной, но в ней проглядывает надменность, что-то царственное, словно мастер свысока относится к людям, считая их непосвященными в прекрасное.

– Хм-м…

– Душа человека, сделавшего эту вещь, – бездонный колодец. Вряд ли его можно постичь, но он должен быть знаменитостью. Кто этот мастер?

Коэцу рассмеялся.

– Он носит имя Коэцу. Безделка, которую я вылепил ради удовольствия.

Мусаси не догадывался, что его экзаменуют. Он искренне удивился, узнав, что Коэцу занимается керамикой. Его поразила не сама разносторонность художника, а его способность выразить в простых формах чайной чашки глубину человеческого духа. Мусаси даже растерялся, обнаружив в Коэцу кладезь духовного богатства. Мусаси привык оценивать действительность понятиями фехтовальщика, но теперь понял, что они слишком одномерны. Впервые он почувствовал свою ограниченность. Человек, сидящий перед ним, одолел его без оружия. Несмотря на блестящую победу утром, Мусаси так и не поднялся выше уровня отчаянного рубаки.

– Вы тоже любите керамику? – вежливо продолжал Коэцу. – У вас верный глаз.

– Не уверен, – скромно ответил Мусаси. – Я говорил то, что приходило в голову. Простите, если я допустил какую-нибудь глупость.

– Никто не ожидал от вас глубоких суждений. Требуется опыт целой жизни, чтобы сделать одну хорошую чашку. Вы обладаете чувством красоты. Занятия фехтованием, видимо, способствовали развитию вашего глаза.

В словах Коэцу проскользнула нотка искреннего восхищения, но он, старший по возрасту, не позволял себе хвалить юношу.

Вскоре появился слуга со свежей зеленью, и Мёсю приготовила суп. Она подала его в маленьких тарелочках, которые, как выяснилось, тоже были сделаны руками Коэцу. Подогрели кувшинчик сакэ, и началась пирушка на природе.

Угощение к чаю было слишком легким и изысканным для вкуса Мусаси. Его мощный организм требовал простой и сытной пищи. Он, соблюдая приличия, похвалил тонкий аромат жиденького супа, понимая, что может почерпнуть много полезного из общения с Коэцу и его очаровательной матушкой.

Некоторое время спустя Мусаси начал беспокойно оглядывать поле.

– Мне очень приятно ваше общество, но пора идти. Я очень хочу остаться, но боюсь, что ученики моего соперника могут явиться сюда и причинить вам беспокойство. Мне бы не хотелось втягивать вас в неприятности. Надеюсь, что у меня

будет возможность еще раз повидаться с вами, господин Коэцу, и с вашей почтенной матушкой, – сказал Мусаси любезным хозяевам.

– Окажетесь поблизости от переулка Хонъами, непременно заходите к нам в гости, – произнесла Мёсю, вставая с коврика, чтобы попрощаться с Мусаси.

– Пожалуйста, навестите нас. Побеседуем не спеша, – добавил Коэцу.

Опасения Мусаси не оправдались – учеников школы Ёсиоки не было видно. Он остановился, чтобы взглянуть на новых знакомых. Да, они живут совсем в ином мире. Долгий каменистый путь Мусаси никогда не приведет его к безмятежным радостям Коэцу. С поникшей от, дум головой Мусаси медленно побрел к окаемке поля.

Ночной путь

Запах готовящейся еды и дровяной дым заполнил маленькую винную лавку на окраине города. Это был наскоро сколоченный сарай с земляным полом, доской вместо стола и несколькими сиденьями. Видневшаяся вдалеке пагода Тодзи в лучах заходящего солнца казалась охваченной огнем. Кружившиеся над ней вороны походили на хлопья пепла, парящего в воздухе.

За самодельным столом расположились несколько торговцев и бродячий монах, кучка поденщиков в углу разыгрывала, кому сегодня ставить выпивку. Они вертели волчок, сделанный из монеты с продетой в дырку палочкой.

– Ёсиока Сейдзюро попал в серьезную переделку, – сказал один из торговцев. – А я рад. Выпьем!

– И я за это выпью, – отозвался другой.

– Еще сакэ! – приказал хозяину третий.

Торговцы пили много и неторопливо. Быстро сгущались сумерки, занавеска-норэн на входе в лавку слилась с тенью. Один из торговцев крикнул:

– Не вижу, подношу сакэ ко рту или к носу! Где огонь?

– Одну минуту! Сейчас разведу! – устало отозвался хозяин лавки. Пламя заплясало в очаге. Чем гуще становилась тьма снаружи, тем ярче казался огонь в лавке.

– Всякий раз выхожу из себя, как подумаю о них. Задолжали мне кучу денег за рыбу и уголь! Изрядная сумма, уж поверьте! А какие запросы у этой школы! Я поклялся себе получить все долги с них в конце года, и что же? Эти забияки никого не пускали, оскорбляли и запугивали. До чего дошли! Вышвырнули вон честных торговцев, которые многие годы поили, кормили их в кредит!

– Пустое дело плакать по потерянным денежкам. Что было, то сплыло. После боя около храма в Рэндайдзи настал их черед плакать.

– Что и говорить, я доволен. Они свое получили.

– Надо же, Сэйдзюро разделали почти без боя.

– Сам видел?

– Нет, рассказывали. Мусаси свалил его с первого удара. Деревянным мечом. Изувечил на всю жизнь.

– Что будет со школой?

– Дела неважные. Ученики жаждут крови Мусаси. Они совсем потеряют лицо, коли не убьют его. Слава дома Ёсиоки рухнет. Единственный, кто может одолеть Мусаси, – Дэнситиро, младший брат, так они говорят. Разыскивают его повсюду.