Десять негритят / And Then There Were None
Шрифт:
Глава 5
I
Это произошло так неожиданно и быстро, что у всех захватило дух. Все стояли и беспомощно смотрели на тело на полу.
Первым к упавшему подскочил Армстронг и опустился рядом с ним на колени. И почти сразу поднял изумленные глаза.
– Бог мой! Он умер! – пораженный, прошептал он.
Они не поняли. То есть не сразу.
Умер? Кто умер? Этот молодой
Нет, они не поняли.
Доктор Армстронг внимательно вгляделся в лицо покойного. Понюхал сведенные судорогой губы. Взял стакан, из которого тот пил.
– Умер? – уточнил генерал Макартур. – Вы хотите сказать, что малый просто поперхнулся и… умер?
– Может быть, и так, – ответил доктор. – Верно то, что он умер от удушья.
И снова понюхал стакан. Кончиком пальца коснулся капель на дне, затем поднес его к губам и очень осторожно лизнул.
Выражение его лица изменилось.
Генерал Макартур сказал:
– Вот не знал, что можно умереть, просто поперхнувшись!
Эмили Брент отчетливо выговорила:
– И среди жизни нас окружает смерть.
Доктор Армстронг встал и резко произнес:
– Нет, умереть, просто поперхнувшись, невозможно. Смерть Марстона произошла, что называется, не от естественных причин.
– В его стакане… что-то… было? – почти шепотом спросила Вера.
Армстронг кивнул:
– Да. Не могу сказать, что именно. Скорее всего, один из цианидов. Но без характерного запаха синильной кислоты – значит скорее цианид калия. Действует мгновенно.
– Яд был в стакане? – отрывисто спросил судья.
– Да.
Доктор шагнул к столику с напитками. Вынул из бутылки с виски пробку, понюхал ее, лизнул. Проделал то же самое с содовой. Покачал головой:
– Всё в норме.
– Хотите сказать… он сам положил себе в стакан отраву? – уточнил Ломбард.
Армстронг почему-то разочарованно кивнул:
– Похоже на то.
– Значит, самоубийство? – констатировал Блор. – Странный выбор.
Вера задумчиво произнесла:
– Никогда бы не подумала, что человек вроде него может покончить с собой. Он был так полон жизни… И так – о! – так ее любил! Когда он съезжал сегодня вечером с холма в своем автомобиле, он был похож на… на… о, я не могу объяснить!
Но ее все поняли. Энтони Марстон, молодой мужчина в расцвете сил и красоты, многим показался тогда неземным созданием. И вот он лежит, точно сломанный цветок, на полу перед ними.
– Чем еще, кроме самоубийства, можно это объяснить? – спросил доктор Армстронг.
Все медленно покачали головой. Другого объяснения не было. Напитки были чисты. Все видели, как Энтони Марстон
Но, с другой стороны, зачем Энтони Марстону убивать себя?
– Знаете, доктор, по-моему, тут что-то не так, – задумчиво сказал Блор. – На мой взгляд, мистер Марстон был не из тех джентльменов, которые совершают самоубийства.
– Согласен, – ответил Армстронг.
II
На этом все и кончилось. Да и что еще тут было говорить?
Армстронг с Ломбардом вместе отнесли недвижное тело Энтони Марстона в его комнату, где и оставили, закрыв его простыней с ног до головы.
Когда они снова сошли вниз, остальные стояли, сбившись кучкой, и дрожали, хотя вечер был не холодный.
Эмили Брент сказала:
– Пора идти спать. Поздно уже.
Время было за полночь. Предложение являлось вполне уместным – но все мешкали. Как будто боялись расстаться на ночь, ища защиты и утешения друг у друга.
– Да, поспать все-таки надо, – произнес судья.
– Я еще не убрал в столовой, – возразил Роджерс.
– Утром уберете, – коротко ответил Ломбард.
– Как ваша жена? – спросил Армстронг.
– Пойду посмотрю, сэр.
Через минуту-другую он вернулся.
– Спит, точно ангел, сэр.
– Хорошо, – сказал доктор. – Пусть спит, не будите.
– Не буду, сэр. Только приберу в столовой да проверю, заперто ли все на ночь, и сам лягу.
И он пошел через холл в столовую.
Остальные нехотя поплелись наверх.
Будь это старый дом со скрипучими половицами, темными углами и массивными деревянными панелями на стенах, им стало бы жутко. Но в доме все просто кричало о современности. Нигде не было потемок, исключалась сама возможность существования сдвижных панелей и потайных дверей, все заливал яркий электрический свет; полы, мебель, окна – все было новенькое, с иголочки, все сверкало. В этом доме не было тайны, здесь ничего нельзя было спрятать. В нем отсутствовала атмосфера.
Но почему-то именно это пугало больше всего…
На верхней площадке лестницы все пожелали друг другу спокойной ночи. Каждый вошел в свою комнату, и каждый – или каждая – автоматически, бессознательно повернул ключ, запирая свою дверь.
III
В приятной, пастельных тонов спальне судья Уоргрейв разделся и приготовился ко сну.
Его мысли были об Эдварде Ситоне.
Он очень хорошо помнил Ситона. Светлые волосы, голубые глаза, искренний взгляд и открытая улыбка. Все это настроило присяжных в его пользу.