Десять пальцев
Шрифт:
Наш с ним криминальный дуэт никому не нравился. При этом про меня все говорили, что я сволочь, а про Мыльника: какая он все-таки обаятельная сволочь.
Женившись в семнадцать, уже к восемнадцати Мыльник развелся. Вместе с новорожденной Сергеевной рыжая Лена, рыдая, отправилась назад, к богатому папе.
Я успел поработать продавцом спортивных велосипедов, потом поучился на курсах в университете, потом какое-то время я получал деньги за то, что числился грузчиком в магазине автозапчастей. Спустя еще год я уже работал закройщиком кож и
Контора была частная. Жалованье выдавали еженедельно. Это был большой плюс. В мои обязанности входило вырезание определенного вида деталей, а скорняки потом шили из них шапки и шубки.
Животные, из которых изготавливали теплые вещи, жили здесь же, при фабрике. Первое время я иногда откладывал инструменты и шел посмотреть на клетки.
Самыми интересными животными были нутрии. Вы когда-нибудь видели нутрию? Это такая большая тупоносая крыса с толстенным кожаным хвостом, но при этом совсем не противная.
У нутрий ярко-оранжевые зубы. И руки — почти человеческие. С маленькими ноготками. Я брал пучок зелени, запихивал в клетку, а нутрия хватала их своими смешными ручками и жадно совала себе в рот. Перемалывала зелень своими оранжевыми зубами.
Мне нравилось то, чем я занимался. В кожано-меховой конторе я проработал долго. Больше семи месяцев. Но потом, разумеется, ушел. Нигде и никогда я не работал дольше года.
Получив толстую пачку денег, я поехал не домой, а к Мыльнику.
Купленная по поводу свадьбы квартирка располагалась на первом этаже. Чтобы попасть внутрь, нужно было постучать в окно и только потом, поднявшись по лестнице, позвонить в дверь. Если хозяин не хотел вас принимать, то звонить вы могли хоть до утра: Мыльник просто не реагировал.
Впрочем, видеть меня он был рад. На деньги, заляпанные кровью человекообразных нутрий, мы купили целый ящик сухого вина. К полуночи от него осталось меньше трети.
Мы пили вино прямо из горлышка, сидели в креслах, поставленных друг напротив друга, курили сигареты и марихуану, а слушали любимую мыльниковскую кассету: старый альбом группы The Cure «The Head On The Door».
Вина было много, а марихуаны мало. Меня это устраивало. На самом деле марихуану я не любил никогда. Курил ее только из солидарности и каждый раз ощущал лишь дурную депрессию. Больше не ощущал ничего. А после того как мне исполнилось двадцать, я и вообще перестал ее курить.
Иногда в гости заглядывали странные типы. Люди без передних зубов, люди с загадочными татуировками, люди с глазами знатоков героина. Заходили и девушки. Одну из них хозяин увел в ванную, прихлебывая вино, в темпе сделал с ней секс и выгнал вон.
Так прошло двое суток, а утром третьего дня мы сидели в грязном пивбаре, квартирующем на верхнем этаже прокопченного купчинского торгового центра.
Снаружи капал дождик. Пиво уже не лезло в горло, и приходилось подталкивать его пальцем.
На тот момент я встречался с красивой девушкой по имени Карина. Сейчас она работает моделью в Лондоне… а может, уже и не работает… ушла на пенсию… вы же в курсе: модели старятся быстро.
Тогда ни о каком Лондоне речь еще не шла. Карина училась в школе. Ее карьера модели только-только
Она действительно была очень красивой. Из скорняжной конторы я уволился только ради того, чтобы, получив расчет, свозить Карину в Крым. У меня даже были куплены авиабилеты.
Я рассказал об этом Мыльнику. Он сказал, что никогда не был в Крыму. Да и вообще на юге… там, где море.
— В чем проблема? Поехали с нами.
— Да, ну. Ты с ней станешь спариваться, как кролик. А я?
Мы помолчали. Купили себе еще по пиву. По осточертевшему, многократно разбавленному отечественному пиву в больших кружках.
Когда оно было допито, я уже понимал, что Карине не светит покинуть мокрый Петербург. В Крым я полетел со своим другом Сергеем Мыльником.
Собрались быстро. Я взял деньги, а Сережа — чистую футболку и несколько аудиокассет.
Я сразу предупредил, что тратить на него свои деньги не собираюсь. Поэтому парень сходил к знакомому и продал ему ультрамодные брюки Bugle-Boy. Теперь мы были готовы.
Помимо Мыльника поехать в Крым вызвались еще два знакомых купчинских негодяя. Денег у них было немного. Зато один взял с собой плеер, и всю дорогу мы по очереди слушали The Cure.
Это был октябрь. Это был октябрь последней осени Советского Союза. Билеты из Северной столицы в веселую, заросшую пальмами Ялту стоили копейки, и все равно никто не желал туда лететь.
Я дозвонился до аэропорта, заказал четыре билета, узнал, что регистрация на рейс начинается через сорок минут и засуетился. Выйдя на обочину оживленного хайвея, мы, все вчетвером, начали махать руками проезжающим автомобилям и объяснять водителям, что опаздываем на самолет.
— Здорово опаздываете?
— Ага!
— Заплатите побольше?
— Говно вопрос!
Водитель достал из багажника милицейскую мигалку, привинтил ее к крыше своего драндулета и нажал на педаль газа обеими ногами. Через минуту мы были в аэропорту. А еще через три часа мы смотрели на черное ночное Черное море.
Мыльник бросал в море докуренные сигареты и говорил, что, вот ведь, блин, никогда его раньше не видел, а оно, оказывается, вот какое.
Едва приехав, мы тут же напились в ресторане, расположенном на последнем этаже девятиэтажного крымского небоскребика. Ресторан был пуст. Столы были покрыты хрустящими скатертями, похожими на простыни в морге.
В восемь вечера начиналась живая музыка, но поскольку посетителей в ресторане не было, то в десять минут девятого музыка заканчивалась, и опять наступала тишина.
Первые два дня все было ОК. У нас действительно было много денег. Нас было четверо двадцатилетних кобелей, и мы были, наверное, единственными туристами в этой серой осенней Ялте.
Дни заканчивались вечерами, вспомнить которые наутро было невозможно, и это было хорошо. Только один раз мы с Мыльником провели вечер в относительно вменяемом состоянии. То есть выпито, конечно, было немало, но сознания никто не терял.