Десять правил обмана
Шрифт:
О, да. Давайте по всем кругам ада пройдемся. Ее мать знала, как сильно она ненавидела открывать подарки перед другими людьми. Она полностью терялась, даже если делала это в окружении семьи.
– Мам, давай откроем только твои. Пожалуйста! Я не хочу лишнего внимания.
– Я только рада разделить с тобой свой день. – Джессика положила голову на ее плечо. – Давай сделаем это вместе.
Живот Эверли сильно забурлил. Она вспомнила тот день много лет назад, когда из
– Джесси, давай откроем твои, – вступилась тетя, похлопав племянницу по руке и одаривая ее понимающей улыбкой.
Уперев роки в бока, мать посмотрела на нее своим «Я не так тебя воспитывала» взглядом.
– Люди захотят, чтобы ты открыла свои подарки.
У Эверли уже был наготове аргумент. Она собиралась заговорить, потому что ей тридцать и она не обязана открывать подарки в свой ненастоящий день рождения, если сама того не хочет. Но в этот момент ее отец вышел на крыльцо, стуча по кастрюле деревянной ложкой.
– У нас тут много еды, так что прошу всех есть и не стесняться, – громко провозгласил он, когда гости затихли. Он привык выступать перед людьми. – Я хотел бы сказать несколько слов.
Он посмотрел в сторону Эверли, ее матери и тети, и хоть она любила своего отца, ее внутренности сжались от мысли, что он обратит на нее всеобщее внимание. Стейси, Крис и Тара наблюдали за событиями с другого конца двора.
– Мне посчастливилось быть окруженным несколькими чудесными женщинами в моей жизни. Но никто не делает меня счастливее, чем моя красавица-жена и прекрасная дочь. Я люблю вас обеих всем сердцем!
У Эверли на глаза навернулись слезы. Ее мать прижала к сердцу руку. Отец отложил кастрюлю с ложкой и поднял бутылку пива.
– За моих девочек! На их дни рождения и каждый день.
Все подняли свои бокалы или бутылки, и Эверли жадно отпила, охлаждая огонь в горле. Выжила. Все.
Впрочем, ей пора было бы усвоить, что не все так просто. Отец отставил бутылку, пока все еще пили, и наклонился. Когда он поднял в воздух биту, Эверли чуть не задохнулась, а Джессика захлопала в ладоши.
– Какой же день рождения без пиньяты?
Все засмеялись, послышались одобрительные возгласы, а Эверли встретилась взглядом со Стейси. Ее подруга пожала плечами, у нее был сочувствующий взгляд.
– Давай, Эви. Первый удар твой.
Она затрясла головой и остолбенела, когда мать начала подталкивать ее вперед. Ей снова было семь. Она снова была унижена и вынуждена стоять у всех на виду, пока все смотрели и ждали.
– Я не могла поверить, когда нашла эту штуку у тебя в шкафу, – тихо сказала Джессика.
Погоди. Что? Она еще сильнее засопротивлялась и посмотрела на мать.
– Все эти годы я гадала, что с ней случилось.
Нееееееееет. Нет. Нет. Нет.
Она и правда не могла дышать. Вдыхай. Ты можешь вдохнуть. У тебя паника. Да, мать его, конечно я паникую! Если это пиньята из моего шкафа, она не набита конфетами! Эверли вцепилась ногтями в ладони. Было больно, но она только сильнее сжала кулаки.
– Оуу, моя девочка стесняется! Ну ничего. Кто хочет попробовать? – сказал отец, оглядываясь по сторонам и протягивая биту.
Она испытала смешанные чувства, разрываясь между тем, чтобы поспешить к нему или убежать. Нужно это остановить. Что с ней не так? Почему она не может двигаться? Разговаривать? Кричать?
– Я попробую, – вызвался Крис, подходя к ее отцу.
Эверли впилась в него взглядом, сердце перестало биться. Она прижала руку к груди, уверенная, что оно остановилось.
– Я тоже! – выкрикнула Стейси, в сопровождении поддержавшей ее Тары, а затем присоединились и другие гости. Джессика рассмеялась.
– Ты пропустишь все веселье. Я тоже хочу ударить разок, – позвала она, направляясь в толпу.
Эверли стояла неподвижно, застряв в моменте, будто она была не здесь. Крис подошел с битой к пиньяте и сделал первый удар. Приглушенный звук отозвался эхом, вызвав у людей одобрение. Тетя Джулс взяла Эверли за руку и легонько сжала ее.
– Они хотят как лучше, – сказала она тихо.
Может, она неправа? Пожалуйста, пусть она будет неправа! Эверли сжала ее руку в ответ, неспособная вымолвить ни слова.
Учитывая, что пиньята была двадцатилетней давности, все случилось быстро.
Потертые, серые и помятые кусочки бумаги полетели на землю, когда осел лопнул с громким хлопком. Картон, бумага, конфетти, несколько конфет и копившиеся годами презервативы, которые она туда засовывала, взорвались в воздухе.
– О, нет, – прошептала Эверли.
Зазвучал смех, и она почувствовала, что может провалиться сквозь землю прямо здесь. Или вспыхнуть огнем. Люди ринулись подбирать «призы». Раскаты хохота резали слух Эверли.
– Они со вкусом! – прокричал кто-то.
– А мой ребристый, – заявил другой.
– Какого хрена? – Голос ее матери было слышно даже среди этого шума.
– Джесси, это ты их туда засунула? – прокричал отец, смеясь.
Эверли высвободила руку из пальцев тети, покачала головой, когда та попыталась заговорить. Смех родителей ощущался ею так, будто ей совали крупные гранулы соли в открытую рану.
– Пойдем, – появилась возле нее Стейси.
Она взяла ее за руку и потащила к боковым воротам. Они проскользнули, незамеченные, оставляя позади хвастливые комментарии. Когда они добрались до машины Эверли, Стейси резко развернулась, оказавшись лицом к лицу с ней. В ее привычно милом лице читалось раздражение.