Десять тысяч небес над тобой
Шрифт:
— Только вы можете дать ответ, Ваше Императорское Высочество.
— Я знаю, но… я просто хочу знать, как это выглядит с вашей стороны. Пожалуйста, скажите мне.
Она кладет блокнот на колени и складывает руки поверх него. Вместо того, чтобы ответить сразу, она думает какое-то время, пытаясь дать мне честный ответ.
Наконец, она кивает, как будто соглашаясь со своими внутренними рассуждениями.
— Кто-то, кого вы всегда считали любящим, оберегающим вас, вместо этого в вашем сознании стал тем, кто может причинить вам боль. В вашем сне вы только увидели, как он нападает на другого,
— Но Лейтенант Марков никогда бы не причинил мне вред. Я знаю это.
— Но во сне он может, — сказала доктор Нильссон. — Так же, как и иллюзия о том, что вы снова можете найти его.
Моя вера в то, что нам с Полом суждено быть вместе несмотря ни на что — вот иллюзия. Она разбилась вместе с костями Тео под дождём из пуль. И кажется, меня уничтожили вместе с ней.
После ухода доктора Нильссон я падаю обратно на софу. Роскошные декорации огромной комнаты, кажется, подавляют меня, потому что, какими бы красивыми они ни были, они пусты. Я одинока настолько, насколько я думала никогда уже не буду одинока, потому что я всегда считала, что если даже Пол не со мной, то он часть меня.
Мне скоро придётся уходить. Неважно, насколько я сейчас не уверена в Поле, я никогда, никогда не оставлю его Конли. Да, Тео отправился в Главный офис во Вселенной Триады, теперь уже Конли должен дать ему координаты измерения, где спрятан четвёртый и последний осколок души Пола. Я сделала грязную работу за Конли. Но Конли меня на этом не отпустит. Он снова подвергнет Пола опасности, если это потребуется для того, чтобы вытащить меня из этой вселенной и прижать к ногтю. Так что я не могу долго оставаться в Париже.
Мне нужно понять, что будет дальше.
Мои размышления прерываются горничной, которая приносит поднос с обедом. Она улыбается, относя его в обеденную зону, в которой стоят столы и стулья настолько шикарные, что на них страшно есть, они больше подходят для того, чтобы писать Конституцию. Я сажусь так же прямо, как я это делала в Зимнем Дворце, так что иллюзия величия продолжается, когда она поднимает серебряную крышку с подноса.
Меня не ожидает ничего необычного, какой-то рыбный суп, думаю я, овощи, но по какой-то причине рыбный запах накрывает меня волной. Я никогда не чувствовала настолько отвратительного запаха, запах кажется проникает через нос, лёгкие и внутренности, как яд. Всё внутри меня переворачивается, сжимается.
Мой желудок болит, и тошнота превращается из фигуральной в реальную.
— Меня сейчас стошнит, — говорю я. Горничная отходит назад, и я отталкиваюсь от стола и бегу в ближайший туалет. Я успеваю как раз вовремя и меня тошнит в раковину.
От запаха собственной рвоты меня почти тошнит снова. И в ванной пахнет чистящим средством, парфюмированным мылом, и по какой-то причине мне это кажется отталкивающим, я не могу выносить запах. Я, спотыкаясь, выхожу оттуда и горничная провожает меня в комнату.
— Я оставлю ваш обед на подносе. Если вы пожелаете другой, звоните, — говорит она, пятясь, и закрывает за собой дверь.
Я падаю на кровать, слишком измученная, чтобы думать о чём-то другом.
Поделом мне, за то, через что я провела Великую Княжну, мне придётся терпеть симптомы её болезни. Со стоном
Мои глаза широко открываются.
Великая Княжна набрала вес. У нас с мамой одна и та же проблема: мы почти не набираем вес. Никогда не говорите мне ерунды вроде «не проблема съесть лишний сэндвич». Легко сказать, когда тебя не беспокоит сумасшедший метаболизм. Моё тело просто сжигает слишком много калорий, слишком быстро.
Но теперь я в теле, которое стало тяжелее. Какая-то часть веса у меня в груди, должно быть, она выросла на размер. У меня обострённое обоняние и меня тошнит без причины.
Три месяца назад я спала с Лейтенантом Марковым.
О Боже. Я беременна.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
Глава 20
Я не могу быть беременной. Не могу.
Я сижу на кровати, взяв голову в руки, пытаясь убедить себя, что это не так. Может быть, у меня ПМС. Это объясняет выросшую грудь и округлившийся живот. Но моё тело никогда так не реагировало. По большей части я просто становлюсь более нервной и начинаю плакать по каждому поводу. Может быть, у меня желудочный грипп. Это бы объяснило, почему меня тошнит. Но люди обычно не набирают вес с гриппом?
Все мои отрицания безуспешны. Правда несомненная даже не на уровне логики и эмоций. Тело говорит мне что-то, что перевешивает всё, что может сказать мозг. Я беременна, по-настоящему.
Я медленно кладу руку поверх живота. Нет, у меня ещё нет животика, но вес, набранный в этой области, кажется… основательным. Твёрдость, которая не может быть просто жиром. Я не чувствую, как ребёнок двигается, но может быть, ещё слишком рано.
Кто-нибудь знает, что у мня будет ребёнок? Нет, они не могут. Доктор Нильссон спросила бы меня, что я об этом думаю. Царь? Я содрогаюсь при мысли. Он вероятно запер бы меня в монастыре, если не в тюрьме.
Я в ужасе, потому что это не моё тело. Я сделала это с Великой княжной Маргаритой. Я приняла решение, я спала с Полом, и теперь…
Как самоуверенна я была, говоря Тео, как сильно мы старались правильно вести себя внутри других своих воплощений. Я забрала больше, чем первую ночь этой Маргарет с мужчиной, которого она любила, я забрала у неё возможность выбора.
Как бы плохо для меня ни было забеременеть в восемнадцать лет, для Великой Княжны это было в десять тысяч раз хуже. Общество верит в девственность до брака, для женщин, по крайней мере, потому что у них вместе с технологиями девятнадцатого века всё ещё мораль девятнадцатого века. И Царь хотел, чтобы я вышла замуж за принца Уэльского!
«Вы уже в опасности из-за меня», прошептал мне лейтенант Марков в ту ночь, когда мы лежали вместе в постели. Он понимал это общество, он понимал риск. И у него был здравый смысл, чтобы волноваться о последствиях.
Нет, это я была беспечной. И это последствия.
Я падаю обратно на кровать, крепко зажмурившись, чтобы сдержать слёзы. Но моё раскаяние слишком глубоко для того, чтобы об этом плакать. Я ничего не могу сделать, чтобы ей помочь. Ничего. Мне придётся предполагать, что она не хочет прерывать беременность, потому что безусловно она бы уже это сделала, если бы могла.