Десять тысяч стилей. Книга одиннадцатая
Шрифт:
– И как тебе? – спросил Хироюки после первого «раунда» торгов.
– Твоя «нагината» была лучше последней работы.
Ливий не льстил. Мастер был знаменитым, его «колесница» ушла за пять сотен монет, вот только работа казалась какой-то…слишком официальной. Будто этот каллиграф не в первый раз делал такие работы, создавая очередной шедевр по механической памяти, а не через раскрытие чувств.
Малоопытные мастера писали целые фразы. Особый смысл самих фраз повышал ценность работы. Опытные же каллиграфы предпочитали лаконичность.
Во
Выступление мастера впечатлило даже Ливия. Долговязый мужчина выглядел нервно, его руки дергались, а взгляд резко бегал из стороны в сторону. Но стоило мужчине взять кисть, как тело расслабилось – художник полностью сосредоточился на холсте.
«Утреннее подаяние». Два иероглифа заставили Ливия замереть. Замер и Хироюки, ведь работа была просто восхитительной. От нее исходило чувство благости, утро, как начало дня и цикла, переплеталось с подаянием, актом щедрости.
– Он стал даже лучше, – улыбнулся самурай.
– Знакомы?
– Тушевый Человек. Известный мастер каллиграфии, приходилось встречаться.
Ливий кивнул. Пока это было лучшее, что он видел за день.
В перерыве подошла работница и сказала, что Ливию скоро на сцену. Зрители скучающе сидели, им надоело смотреть на нелепый «разогрев». Некоторые даже пока не вернулись на свои места.
Одни каллиграфы нервничали. Другие были безмерно счастливы, что им разрешили здесь выступить. Но Ливию ясно было одно: в начале последней трети аукциона выпускают самых слабых.
«А ведь это мне на руку! – подумал Волк. – Да и хорошо, что сцена – далеко от зрительских мест. Среди зрителей есть сильные идущие. Я стал лучше в Воле Пустоты, но на сцене будет тяжелее ее поддерживать».
– Выходите.
Ливий был третьим. Спокойно выйдя на сцену и посмотрев на скучающие лица зрителей, Волк начал спокойно растирать тушь.
– Госпожа Яо! Это тот самый чиновник!
– Вижу, – со злорадством произнесла внучка патриарха клана Яо. – Какая наглость с его стороны. Дай знать зрителям, что его работа не стоит и монеты.
На выбор предлагали три размера холстов. Ливий выбрал самый большой, на котором обычно оставляли предложения из иероглифов.
Но Волк хотел оставить на холсте всего один символ.
«Что нарисовать?», – думал Ливий, пока сидел на зрительском месте. Воля подходила лучше всего. Ветер? Уже было. Пустота? Тело? Не то. Подавление – уж точно не подойдет. Поэтому Ливий вновь посмотрел на ветер…И решил, что можно развить идею.
Шторм. Ливию приходилось видеть морские штормы. Он даже попал в один, когда работал на корабле. Для того, чтобы написать такой мощный иероглиф, требовалось хорошо понимать ветер и море. С
Поэтому, окунув кисть в подготовленную тушь, Ливий начал творить.
Одним движением он оставил след через весь холст. Зрители заинтересовались. Холст был большим, полтора метра в ширину и высоту, а единственный иероглиф занимал все пространство. Если ветер стремился вырваться с листа бумаги, то шторм пытался уничтожить холст, чтобы оказаться снаружи.
С каждым движением кисти сила иероглифа росла. Опытные ценители каллиграфии чувствовали мощь, хотя работу пока даже не окончили. Шторм становился сильнее, захватывая внимание каждого зрителя.
Наконец, Ливий закончил. Аукцион погрузился в молчание.
Работа была великолепна. Но перед ними был всего лишь чиновник девятнадцатого ранга, еще и безродный. А помощники семьи Яо быстро дали понять, что не стоит покупать работу этого человека. Ссориться с великим кланом никто не хотел.
Казалось, что никто не готов дать за работу Ливия и монеты. Но неожиданно поднялась табличка, и один из зрителей громко произнес:
– Сто пятьдесят монет.
Цена повергла людей в шок. За работу чиновника девятнадцатого ранга? Зачем?
Еще больше люди удивились, когда присмотрелись к человеку. Цену в сто пятьдесят монет озвучил Небесный Ценитель Прекрасного – один из знаменитейших мастеров каллиграфии в Империи Красного Солнца. До этого Небесный Ценитель Прекрасного молчал, и лишь за работу Ли Волка решил выложить деньги.
Несколько секунд молчания, и плотину прорвало.
– Сто семьдесят!
– Сто восемьдесят!
– Две!
Даже предупреждение клана Яо оставили в стороне. Коллекционеры всеми силами старались урвать потрясающую работу, наперебой давая свою цену.
– Триста пятьдесят.
Небесный Ценитель Прекрасного вновь дал цену. И после нее никто не посмел ставить.
«Вопрос с деньгами решен», – улыбнулся про себя Ливий.
На сцену вышли работники аукциона, с большим почтением забравшие холст. В их взглядах, брошенных на Ливия, читалось уважение. Работники аукциона отлично понимали, когда стоит поменять свое мнение о человеке.
Вместе с ними на сцену поднялся Дун Тицзянь. В зрительском зале Земной Ценитель Прекрасного сидел рядом с Небесным Ценителем Прекрасного, ведь они хорошо знали друг друга.
– Императорский Двор жалует Ли Волку звание Императорского Каллиграфа.
Люди одобрительно зашумели. Чиновник с такими навыками однозначно заслуживал высокого звания.
– Поздравляю. Подойдите завтра днем, – сказал уже Ливию Дун Тицзянь.
Так аукцион и закончился. Заинтересованных в талантливом каллиграфе было много, но Ливий смог аккуратно сбежать с мероприятия, разумеется, прихватив оплату.