Десять желаний

Славина Анастасия

Он все смотрел на голубоватое плечо, высвеченное луной. На блестящие возле уха волосы, которые соскальзывали в черноту и сливались с ней. И он вдруг захотел прижать ее к себе. Ну, что она сделает? Шикнет на него, погрозит вполголоса, но не позовет же родителей. Он улыбнулся от этой мысли. Сначала заарканится — как же без этого. Но потом подчинится, раскроется. А затем и сама ответит. Он знал, как сделать, чтобы она ответила…

Ян закусил губу, чтобы прервать фантазию. Потом успокоился, коснулся подушечками пальцев кружева на шлейке ее сорочки, провел по контуру.

Затем осторожно, очень медленно убрал руку и опустил голову на подушку. Он услышал то, что не слышал уже много лет: как где-то внутри его зарождается едва ощутимая мелодия. Ян закрыл глаза, чтобы не потерять ее, ухватить ускользающую ниточку. Эта мелодия и стала его колыбельной.

* * *

Пусть только дотронется!

Катя сжала в кулаке край одеяла. Она не собиралась кричать. Но представляла, куда надо ударить, чтобы отбить у мужчины охоту прикасаться к ней.

Пусть только!..

Она чувствовала, как Ян дотрагивается до кружева на шлейке ее ночной сорочки. И это невесомое, едва ощутимое скольжение ткани по коже, усиливалось тысячекратно и отзывалось во всем теле. И промелькнула мысль: а если она не ударит, не сможет… Катя заставила себя вспомнить липкий взгляд мужчин в казино, шок во время «вечера правды». Поездку в багажнике. Ухмылочки, смешки, язвочки. Спектакль, который пришлось разыграть перед родителями.

О, да! Она сможет!

Но Ян убрал руку и больше за всю ночь ни разу ее не потревожил. Катя же не сомкнула глаз. Долго лежала, вслушиваясь в звуки за ее спиной: шорох, дыхание Яна. Потом он заснул, а Катя все еще не шевелилась, боясь его разбудить. Быстро скользил по небу месяц: только выплыл из-за занавески — и вот уже завис над вазоном с геранью. Потом заныл бок, затекла рука, но Катя все еще не двигалась, потому что в голове прочно засел образ: она поворачивается и оказывается лицом к лицу с Яном, так близко, что ощущает тепло его дыхания. А потом он открывает глаза, и Катя видит, как в его зрачках плещется по луне, глубоко, как в колодце… И что тогда? Что делать, если его ладонь очень медленно преодолеет разделяющее их пространство? Что делать, если ее пальцы не сожмутся в кулак, а потянутся к его лицу…

Она так и уснула, то изнывая от видений, то боясь своих желаний, то потрясенно узнавая себя заново. Проснувшись, увидела герань на подоконнике. Сирень за стеклом раскачивалась, ее рвал ветер, дождь остервенело бился в закрытое окно. Подходящая погода для такого утра.

Тело не сгибалось, не слушалось. С левой стороны оно было и вовсе незнакомое, неподатливое, чужое. Рука словно омертвела, по ноге бегали мурашки. Не сразу получилось заставить тело повиноваться. Потом Катя спохватилась, обернулась — выдохнула. Яна рядом не было. Ни в кровати. Ни в комнате. Ни, если повезет, в Бешенковичах.

— Котенок, завтрак готов!

Ян вошел без стука.

Катя рывком натянула на себя одеяло.

— Я больше не обязана тебе подыгрывать! Желание выполнено.

— Да, верно. Можешь прямо сейчас пойти и рассказать, что

мы просто пошутили.

Обреченно вздохнув, Катя опустила лоб на ладони.

Нет, не сейчас. Родители не поймут такой шутки. Потом, постепенно, можно будет отмотать назад. Тест на беременность иногда ошибается. А с женихом она рассорится. Как-то так.

Ох…

Она подняла голову, наткнулась на взгляд Яна, странный, серьезный, задумчивый, непонятно что выражающий — совершенно не подходящий ситуации, и вспомнила свои ночные фантазии. Теперь они казались бредом, чем-то болезненным. И было совершенно непонятно, как они залезли к ней в голову.

На завтрак мама напекла оладушек.

Ян, по привычке, не ел. Выпил полкружки чая. И все постукивал пальцем по сигаретной пачке, переворачивая ее то одним, то другим ребром.

Отец хитрым котом зашел на кухню.

— Надо бы давление в шинах проверить. И масло глянуть.

Катя усмехнулась. Папа с детства грезил техникой, свой первый мопед собрал в десять лет. С такой машиной, Ян стал ему за сына.

Поблагодарив, Ян протянул ключи и, наконец, произнес:

— Пойду, курить охота.

— Никуда ты не пойдешь! — Любовь Витальевна поставила на стол блюдце вместо пепельницы. — На улице такое твориться… И продует, и промочит.

В их семье никто никогда не курил — если не считать самой Кати в «ночь правды». Отец даже запаха табачного дыма не переносил. И вот мама предлагает Яну остаться и покурить в их присутствии.

Катя смотрела на Яна, подперев щеку кулаком, и думала: как же ему удалось так органично вписаться в незнакомую семью, так ловко обвести ее близких людей вокруг пальца? Ян заигрался до такой степени, что собирался пойти на улицу под дождь вместо того, чтобы начать курить на кухне безо всяких прелюдий. И слово «заигрался» напомнило Кате о другой игре.

— Мам, знаешь, как сильно Ян меня любит? Знаешь, до какой степени? Ты даже представить не можешь! Вот, смотри! Милый… — она обратилась к Яну.

— Да, Котенок? — спросил Ян, зажав сигарету губами. Потом чиркнул спичкой и с наслаждением сделал глубокую затяжку.

— Хочу, чтобы ты больше не курил.

Ян поднял на нее непонимающий взгляд. Он ждал. Больше не затягивался, но и не тушил сигарету. И этот гаденький дымок юлил, завитушками поднимаясь к бревенчатому потолку.

— Сформулирую по-другому. Я хочу, чтобы ты бросил курить, — Катя выдержала паузу. — Это мое желание.

Ян засуетился. Поперхнулся дымом. Ох, и ответит же она за это желание…

— Конечно, котенок, как скажешь, — выдавил он.

Медленно, словно прощаясь, затушил сигарету. Сгреб в ладонь пачку и вместе с окурком бросил в печь. В полной тишине протянул матери зажигалку.

— Забирайте, в хозяйстве пригодится.

Любовь Витальевна покачала головой. То ли с осуждением, то ли с уважением.

— Желание выполнено, Котенок? — с нажимом на последнее слово, спросил Ян.

— Да, милый.

— Тогда я пойду… подумаю… любимая…

Наклонив голову перед дверным проемом, он вышел из кухни.