Десятилетия. Богатая и красивая
Шрифт:
– Что-то случилось с Эвелин? Что-то плохое?
– Я себя просто ненавижу. Я не могу так больше. – Нат говорил невнятно, и при всем шуме в баре его можно было слышать с трудом. – Я люблю тебя. Я просто боготворю тебя, – сказал он.
– Я тебя тоже люблю, – сказала Барбара. Он ждал этого ответа. Барбара никогда еще не видела Ната таким пьяным. Она подумала, что надо взять такси, поехать за ним и доставить его к нему домой. Но эту идею она отвергла. Не стоит обращаться с ним как с ребенком. Она не собирается быть ему нянькой. Она хочет быть ему возлюбленной.
Тревога за него поглотила ее собственную боль, она легла, но уснуть не могла. Кристиан, мать, даже Эвелин Баум – все они проносились чередой в ее голове, не давая мозгу отдохнуть. Барбара понимала, что если не уснет, то все станет еще хуже. Наконец в половине третьего она приняла секонал, запив его большим глотком виски прямо из горлышка. Она знала, что это глупо, но ведь она поступила так только один раз, и теперь, по крайней мере, ей гарантировано шесть часов забвения.
Завтра она расскажет Нату, как прошли ее выходные, и выяснит, что же такое с ним случилось.
Наутро предыдущая ночь напомнила о себе страшным барбитуратовым похмельем. Во рту у нее пересохло, а голова раскалывалась. Одеваясь на работу, она выпила две бутылки воды, стакан апельсинового сока и ледяную кока-колу. Лицо у нее было совершенно серое, и ей пришлось наложить тон ярче обычного и сильнее, чем всегда, набрызгаться туалетной водой, чтобы хоть как-то взбодриться. Ей немного полегчало лишь после того, как она пришла на работу, выпила чашку черного кофе и проглотила полбулочки, просмотрела почту, сделала необходимые звонки и продиктовала очередное задание художественному редактору. Перед обедом Барбара позвонила Нату, и они договорились, что он приедет к ней ужинать. Они ни словом не обмолвились о том, что было накануне, как бы молчаливо согласившись, что прошедший уик-энд надо обсудить с глазу на глаз.
Нат явился из шикарного цветочного магазина на Мэдисон-авеню с красным тюльпаном в горшке, упакованном в старинную корзину.
– Что я должен сказать? Как мне просить у тебя прощения? – сказал он. Он выглядел так, словно боялся, что она его ударит или – хуже того – выкинет на улицу. Его ранимость тронула Барбару.
– Ничего не нужно говорить. Запомни: я тебя люблю.
Они решили никуда не ходить, а заказать что-нибудь из китайских блюд домой. Оба хотели побыть вдвоем, не отвлекаясь на ресторанную обстановку, на меню, заказ, официантов и разговоры других посетителей. Барбара рассказала Нату о своих выходных: о том, что ее беспокоит неуверенность матери и откровенная враждебность сына.
– Я не думала, что они воспримут это так… отрицательно, – сказала она. – Что это будет так непросто.
– Образуется, – сказал Нат.
– Ты думаешь? – Барбара считала себя свободной и независимой женщиной, но временами ей тоже нужна была поддержка. Благодарение Господу, у нее был Нат, который всегда знал, как ей помочь.
– Я знаю, – сказал он. – Просто нужно время, чтобы все привыкли к изменениям в твоей жизни.
В такой формулировке все выглядело очень разумным. Конечно, все образуется. Ведь в жизни
– Я обожаю тебя. Ты всегда все ставишь на свои места, правда? – сказала Барбара. – Я всегда знаю, что на тебя можно рассчитывать. Когда бы что ни случилось, мне следует лишь пойти спросить Ната. Нат – человек, который умеет улаживать дела.
Они поужинали паровыми клецками, креветками с овощами по-китайски и говядиной по-сычуаньски. Спиртного не хотелось, и они пили кока-колу из холодильника.
– У меня утром страшно болела голова. – Барбара искала способ завести разговор о прошлой ночи, о том, как она разозлилась, что Нат напился и подвел ее, о том чувстве одиночества, которое она испытала. – Я не могла уснуть и, как последняя дура, выпила секонал и немного виски.
– Знаешь, как это называется? – сказал Нат. – Самоубийство.
– Ну, я выпила только одну таблетку, – стала оправдываться Барбара. Она не хотела признаваться, что эту таблетку она запила почти стаканом виски.
– Обещай мне: ты никогда, никогда больше не будешь мешать алкоголь со снотворным.
– Обещаю, – сказала Барбара. Она произнесла это кротко, и ей даже понравился его суровый тон. Это было своего рода наказание за ее гнев, в котором уже можно было не сознаваться. Все нормально.
– Если не можешь заснуть, – напейся, – продолжал Нат. – Или прими секонал. Но пожалуйста, никогда не смешивай. От этого ты можешь умереть.
– Я знаю. – Она была тронута его заботой. – Я обещаю, что это не повторится. Просто я никак не могла заснуть. Я не могла отключиться, – сказала она. И с сомнением добавила: – Я беспокоилась за тебя.
– Я мерзавец. Идиот. Я вроде бы звонил тебе? Да? Господи, как это унизительно – ничего не помнить.
Барбара была в шоке. Она и не ведала, что он был пьян до беспамятства.
– Да, и мы разговаривали. Ты что, действительно не помнишь?
– А я… ничего не говорил?
Подсознание посылало ей сигналы, но она не замечала их.
– О чем? – спросила она заботливым тоном, собирая крошки на столе горкой.
– Ну, – ответил Нат, – знаешь, какую-нибудь… глупость?
– Конечно, нет. Какую такую глупость ты мог сказать? Ты самый умный человек из всех, кого я знаю.
Нат пожал плечами.
– Наверное, я псих.
– А все остальные – нет? – Барбара рассмеялась, и подсознание сдалось. Тревога осталась позади. Они снова влюбленная пара, и ничто не изменилось. Напряжение прошло. Все опять стало на свои места.
– Я беспокоюсь, когда ты так пьешь, – сказала Барбара. – Я чувствую себя ненужной.
– И меня беспокоит, когда я так пью, – сознался Нат. – Хотя ты должна признать, что я не так-то уж часто это себе позволяю.
– Нет, конечно, вчера – в первый раз.
– И последний, – пообещал он. – Ты говоришь, голова болела… – Он приложил руку ко лбу. – У меня глаза не глядели сегодня утром. Кошмар.
– Ну, по крайней мере, мы оба страдали. Это идет на пользу компании по производству минералки. Надо купить себе их акции.