Десятка из колоды Гитлера

Съянова Елена Евгеньевна

К слову сказать, все нелестные эпитеты, щедро раздаваемые Риббентропу после войны европейскими политиками и дипломатами (особенно такими, как Аттолико или Франсуа-Понсе), во многом, на мой взгляд, питались неистовым раздражением против человека, сумевшего сделать довоенную дипломатию Третьего рейха столь сокрушительно победоносной, что проще было ее объявить несуществующей.

Все – и свои, и иностранцы – в один голос утверждают, что Риббентпроп всегда думал и говорил только то и так, как приказал ему Гитлер. Однако, еще работая советником фюрера по международным вопросам, Риббентроп твердо стоял на стороне старых дипломатов, противостоящих позиции партии; отсюда его длительная

борьба, по сути, с самим Гессом, закончившаяся лишь с отлетом последнего в Англию.

Следующий неоспоримый факт – меморандум Риббентропа от 28 апреля 1941 года. Отступая немного назад, в дневниковой записи министра иностранных дел (и зятя Муссолини) Чиано читаем: «11 августа 1939. Решение воевать окончательно. Он (Риббентроп – Е. С. ) отвергает любое решение, которое может дать удовлетворение Германии и избежать войны». Иностранцы, имевшие дело с Герингом в его потугах сыграть роль посредника между Лондоном и Берлином («Хватит тужиться, пора разразиться», – грубовато скажет на это Гесс накануне своего полета в Англию), а также наблюдатели – Франсуа-Понсе, Кулондр, Давиньон – все говорили потом, что Риббентроп «бредил войной». Вопрос – с кем?

Риббентроп был убежден, что подписанный в Москве в августе 1939 года пакт удержит Англию и Францию от вступления в войну. Вспомним его уверенность в моральной слабости англичан. Французы же, писал он, истекут кровью еще на «линии Зигфрида». Хотел ли он в это верить или же действительно верил? Я думаю – второе. Уверена, что вплоть до нападения на СССР в Риббентропе еще не произошла та ломка, которая позже уничтожила его как не зависимую от фюрера личность.

Вернемся к упомянутому меморандуму, адресованному Гитлеру:

«…В том, что наши войска победоносно дойдут до Москвы и дальше, я нисколько не сомневаюсь. Но я далек от убеждения, что мы сможем использовать то, что сумеем захватить, прежде всего – из-за хорошо известной мнеспособности славян к пассивному сопротивлению.

Нападение Германии на Россию только поднимет моральный дух в Англии. Впоследствии и у немцев могут зародиться сомнения в успехе нашей войны против Англии. В связи с этим мы должны не только признать, что война будет длиться долго, но и подготовиться к тому, что она будет продолжительной, а не короткой».

Стоит ли говорить, как этот меморандум «понравился» Гитлеру. «Никогда не повторяйте этого вслух, Риббентроп, – сказал ему в ответ фюрер. – А лучше и сами забудьте, если не хотите лишиться моего доверия». Очень, между прочим, характерная для Гитлера внутренняя позиция. Что же касается Риббентропа, то вот тут, похоже, он свой выбор и сделал.

Его неприятие войны с СССР и в то же время начавшееся именно с этого момента какое-то подчеркнутое, выделанное, прямо-таки гротескное подпевание Гитлеру навлекло на него столь же подчеркнутое презрение со стороны своих, и теперь уже к хору его ненавистников-иностранцев присоединились мощные голоса Геринга и рвущихся в бой военных.

На Нюрнбергском процессе смертной казни для Риббентропа настойчивей других требовал Советский Союз. Именно Риббентроп подписал мирный договор, так вероломно нарушенный Германией. Во время суда Риббентроп сделал попытку защититься: он несколько раз просил Геринга подтвердить, что он, Риббентроп, не только не хотел войны с русскими, но и предупреждал Гитлера о фатальных последствиях такой войны. Геринг отделался общей фразой и, не конкретизируя, написал: «Я слышал только, что Риббентроп обычно говорил в пользу войны».

Позже бывший английский посол

в Германии утверждал, что Риббентроп держал против него, Гендерсона, «оборону», чтобы не допустить к фюреру, и что только одно – расположение Гитлера было для Риббентропа «действительной ценностью». Думаю, он прав: с 1941 года Риббентроп, внутренне сломавшись, «подсел» на это расположение, как на морфий. Больше он не вылечился. В отличие, кстати, от Геринга, который перед капитуляцией около года просидел на настоящих наркотиках, а после ареста поневоле пришел в себя и вернул себе «ясную голову», как о нем говорили; отсюда и его четкая и ироничная самозащита на суде.

Геринг и некоторые другие безусловно были посвящены в планы Гитлера лучше и глубже, чем Риббентроп. Когда на суде Риббентроп утверждал, что канцлер Австрии Шушниг после аншлюса был помещен под домашний арест (на самом деле его отправили в концлагерь Заксенхаузен), он действительно так думал. Когда он заверял судью Джексона, что всегда считал концлагеря чем-то вроде тюрем особого рода, где люди «много работают на свежем воздухе», он не врал: да, он так считал. Нужно признать, на суде в Нюрнберге на него возвели много мелкой напраслины. Судья Джексон сознательно выбрал такой ход обвинений против бывшего министра иностранных дел; возможно, его подсказал сам обвиняемый своей пассивностью. Например, когда генерал Лахузен свидетельствовал, что во время поездки в Польшу Риббентроп просил его показать «головешки сожженных еврейских домов и мертвых евреев», – Риббентроп только пожимал плечами вместо того, чтобы доказывать, что Лахузена в его поезде тогда вообще не было. Когда его обвинили в том, что он высказывался за расстрел сбитых над Германией летчиков союзной авиации, он даже не спросил хотя бы о форме такого «высказывания». Многие из дававших против Риббентропа показания на суде потом, уже через много лет, признавались, что бывший министр был похож на «перепуганную собаку, которую хотелось пинать и пинать». Что они, надо полагать, и делали.

Здесь мне так и хочется сказать – и поделом! Можно было, конечно, отбиваться от конкретных обвинений, как это пытались делать другие, но как он мог опровергнуть главное? Соглашаясь с происходившим на словах и ничего не противопоставляя на деле, разве он не принимал на себя и личную ответственность?

«Откровенно говоря… меня не удовлетворяли очень многие вещи», – вот, по сути, и всё, что Риббентроп смог сказать в свою защиту. Его «не удовлетворяло» массовое истребление евреев, о котором он знал или догадывался? Гиммлер ни разу не позволил Риббентропу посетить ни один концлагерь – это правда, но читать документы Гиммлер не мог ему запретить. Всё, что сделал Риббентроп, – настоял на присутствии своих представителей, которые должны были следить за массовой депортацией. Эти «миссии» обычно сопровождал «эксперт» по еврейской проблеме Мартин Лютер. На этой личности стоит остановиться особо.

Лютер начал работать с Риббентропом с 1933 года, руководил одним из отделов, был доверенным лицом посла, а затем – министра, специалистом по еврейскому вопросу. Именно ему принадлежит план массового переселения евреев на Мадагаскар. Как представитель Риббентропа он участвовал в печально известном совещании в Ванзее, том самом, на котором было принято «окончательное решение»: никуда евреев не отселять, а выловить и истребить. Вспомним, что на Ванзейском совещании присутствовали, в основном, руководители среднего звена, прикрываясь которыми вожди приняли преступное решение. А затем «решение» спустили руководителям низшего звена, чьими руками и была проделана грязная работа.