Десятое Блаженство
Шрифт:
— Да уж, — нервно улыбнулась «близняшка». — Что-то скрывала, что-то интерпретировала… Да и контроль за тобой вовсе не был враждебным. Ты же знаешь Бориса Семеныча…
— Свет, — мягко сказал я, — спасибо тебе.
Женские глаза на экране часто заморгали, влажнея.
— А твой клан… — сказала она тонким голосом. — Он еще только формируется. О том, что ты живешь с Ритой, Инной и Наташей, знаю только я и Елена фон Ливен, но у нее свои источники. И это лишь ядро будущего клана! А твоя мама — и Старос? Твоя Настя — и Гирин? Папа Инны и ее старшая сестра… Лариса, кажется… И я с Машей, и Жека, и Дюха с Тимошей! Изя и Альбина! Разве нет? Пашка
Светины губы задрожали. Она торопливо послала воздушный поцелуй, и экран погас.
Там же, позже
Ровно в семь вечера ПЭВМ издала знакомый «бульк». На дисплее открылась программа «Визант», и тут же запел вызов.
— Где тут… — послышался бурчливый голос, и ожили сразу два больших экрана.
— Разобрался! — улыбнулся в камеру Кудряшов. — Здравствуйте, Миша! Меня хорошо видно?
— Нормально, Борис Борисович, в фокусе! Федор Дмитриевич, немного левее…
Дворский пододвинул стул, «выглядывая» из второго телевизора.
— Вот так? Привет, Инночка!
— Привет, папуля! Никак, побрился?
— Ну, ради свидания… — Федор Дмитриевич приосанился. — Полнит, по-моему, телевидение… Мы тут, как три толстяка!
— Скорее уж три худобы! — развеселился Кудряшов.
— Только я что-то не вижу профессора-минералога… — обеспокоился я.
— Вот те раз! — притворно огорчился Бур Бурыч. — А нас с Федором вам мало?
— Маловато, — честно признался я. — Дмитрий Павлович — центральная фигура нашей встречи. Судя по отзывам, он настоящий гуру минералогии и…
— Я все слышу, — послышался брюзгливый голос, — но не вижу… А, вот, кажется…
Третий экран просветлел, и оттуда на нас глянул Григорьев.
Я поймал очень внимательный колючий взгляд — серые глаза смотрели, не мигая. Острый нос, тонкие губы и высокий лоб с залысинами дополняли портрет великого ученого, без жалости драконившего студиозусов.
— Здравствуйте, — пробурчал Дэ Пэ. — И с кем имею честь?
— Михаил Петрович Гарин, — представился я без улыбки.
— Доктор физмат наук! — весомо добавила Инна.
Улыбнувшись мельком, я коснулся Наташиного плеча.
— Наталья Мстиславовна Ивернева, кандидат физико-математических наук.
— О-о! — неожиданно оживился Григорьев, подобрел даже. — Я, барышня, знавал еще вашего деда, а отец ваш сдавал мне экзамен по минералогии в пятьдесят первом! Вы лицом на них похожи, Наталья — точно такие же ярко-синие с раскосинкой глаза, высокие скулы и золотистые волосы… Облик, характерный для «волжских финнов». Я сам родом из Пермской губернии, как и Максимилиан Федорович, и знаю, что такой типаж встречается еще в Предуралье… Хм… — он сощурился. — Опыт мне подсказывает, барышня, что вы тоже как бы «центральная фигура» — по ту сторону экрана. М-м?
— Получается, что так, — Наташины губы дрогнули в неласковой улыбке. — Я никогда не видела своего отца, не говорила с ним… Может быть, поэтому и хочу разгадать все загадки, связанные с его именем. А самая первая тайна, самая ненавистная, испортившая жизнь и мне, и моей
Григорьев понимающе кивнул, вздохнул даже, и помрачнел.
— М-да… — замычал он, потирая подбородок нервными пальцами. — Изучал… Первым делом, я определил «серые камни» как алюминат иттрия, точнее сказать, твердый раствор алюмината иттрия в избытке оксида алюминия. Правда, в виде отдельного минерала он на Земле пока не обнаружен, но вполне может существовать. У иттрия известны собственные минералы, например, обручевит… Вот что, — заерзал Дэ Пэ, — чтобы вся эта история стала ясна, мне нужно будет немного углубиться в суть вопроса. Так что… Не сетуйте на излишнюю академичность!
— Не будем! — горячо пообещала Ивернева.
— Гранат — это не отдельный минерал, — начал Дэ Пэ лекторским тоном, — а целая группа — твёрдые сплавы оксидов двух- и трёхвалентных металлов с кремнезёмом и глинозёмом. Они образуют кристаллы в форме ромбододекаэдров-тетрагонтриоктаэдров с кубической гранецентрированной решёткой, похожие на зёрна плодов гранатового дерева, отсюда и название. Где-то в конце сороковых американцы Хэттен Йодер и Митчелл Кейт, изучая незадолго до этого найденный в Намибии подвид марганецсодержащего граната спессартина необычной апельсиново-оранжевой расцветки, ранее названный «эмильдином», неожиданно обнаружили в нём большое количество редкоземельного иттрия — до трети массы. Несколько позже, в пятьдесят первом году, они же выяснили, что, несмотря на то что трехвалентный иттрий в эмильдине заместил часть двухвалентного марганца, кристаллическая структура этой «минералогической химеры» осталась неизменной — типично гранатовая, кубическая и гранецентрированная, а «лишняя» валентность иттрия компенсировалась дополнительным глинозёмом, заместившим кремнезём. И им пришла в головы идея: а что, если составные части граната — марганец и кремнезём — убрать совсем? Не получится ли тогда новый материал, целиком состоящий из оксида иттрия и глинозема?
Мне было интересно, и я мельком глянул на публику, набившуюся в «штаб-салон». Изя, «три грации», Рута с Видовым, Аня, «Алиса» со своим «Димоном» — все глядели в рот Григорьеву, как самые примерные третьекурсники.
— И им реально повезло! — азартно воскликнул Дмитрий Павлович, раскрывая тему. — При кристаллизации расплава смеси оксида иттрия и глинозёма в соотношении трех к пяти образовывались бесцветные и прозрачные кристаллы, типичные для гранатов — оптически изотропные, додекаэдральные, в кубической сингонии — это был первый гранат без кремнезёма. Синтетический самоцвет оказался по всем критериям лучше природных: твердость аж восемь с половиной по Моосу (между топазом и рубином), что гораздо тверже всех известных гранатов, а показатель преломления и дисперсия вообще близки к алмазной!
Свое детище Йодер и Кейт назвали «иттрогранат», однако в мировой научной литературе название не прижилось. Все исследователи до сих пор именуют его неуклюже и длинно — иттриево-алюминиевый гранат. Сокращенно — ИАГ.
Первые кристаллы ИАГ вытягивали из расплава по методу Чохральского, но получалось слишком дорого — даже платина при температуре две тысячи градусов и в такой агрессивной среде расползалась и крошилась уже через пару недель, поэтому тигли приходилось изготовлять из еще более редкого и дорогого иридия.