Десятое Блаженство
Шрифт:
Авиалайнер резво катился, грохоча на реверсе, а я успокоено вздохнул — не люблю летать. Всё мне кажется, что крушение поезда или автокатастрофа дают пассажиру больше шансов выжить. А тут… Как говорил Паха Почтарь: «Падая с высоты десять километров, можно сильно ушибиться». Да уж…
— Дим! Дим! — «Алиса» тормошила сонливого Харатьяна. — Прилетели!
Ухмыльнувшись, я ощупал взглядом тоненькую фигурку в ярко-оранжевой форме. Мое ли «прогрессорство» так повлияло, не знаю, но стюардессам «Эль-Аль» уже больше тридцати лет шьют костюмчики цвета спелого апельсина. И правильно делают.
— Чего развалилась? — шутливо пихнул я Риту,
«Главная жена» рассмеялась, и тут же, блестя черными глазками, приложила палец к губам.
— Сейчас нашему консультанту опять влетит, хи-хи!
А Динавицер, отчаянный оптимист-экстраверт, вставал во весь свой средний рост, деланно не замечая панических взглядов супруги.
— Добро пожаловать, дорогой Изя, на Землю Обетованную! — с торжественной экспрессией провозгласил он, словно пародируя мультяшного Карлсона, и небрежно добавил, обращаясь к шумным киношникам: — Ну, и вы за мной!
— Ой! — жалобно пискнула Альбина, стыдливо румянясь, но одобрительный хохот перекрыл ее одинокое возмущение.
— Алечка! — возбужденно воскликнул Гайдай. Согнувшись тощей буквой «Г», он помогал Гребешковой справиться с ремнем. — Не ругайте Исраэля Аркадьевича! Без консультанта-историка нам ни за что не разрешили бы вести раскопки, даже понарошку!
— Слышала? — горделиво обронил Изя, и с важностью прошествовал к выходу.
Толпа актеров и актрис, операторов и звукорежиссеров повалила следом, смеясь и галдя. Нас с Ритой затянуло в людской поток и вынесло за огромное смотровое окно — наклонную стеклянную стену, пронизанную солнцем, окунуло в бестолковую суету. Разноязыкие эхо сбивались в заполошную стаю, а вот четкие надписи троились, повторяя смысл по-арабски, по-русски и на иврите.
В толчее преобладала белизна распашных одеяний палестинцев и строгая чернота иудейских костюмов. На этом фоне яркие рубашки европейцев или цветастые сари казались чуждыми, как букеты на весенней пашне — той, что с тающим снегом в междурядьях.
Тревожными нотами в разгульном мотиве выглядели фигуры солдат — молчаливые стражи всем своим видом намекали: враг не пройдет.
Встречали киношников тоже люди военные, хоть и без знаков различия.
Простоватый, хиппующий Дани Лешем — на нем мятая оливковая форма сидела, как на вешалке. Быстроглазый Ури Алон, достойный своего деда. Ариэль Кахлон, холодный и безжалостный — для чужих. И огромный Амир Ршепа.
Пожав крепкую, жесткую руку Ари, я подивился фамилии Амира. Хоть мы друг друга и спасали во дни странной Semi-war, Полувойны, но обращались всё по именам, да по кличкам.
— Ршепа? — задрал я бровь. — Звучит, как Ржепа…
— Еще как звучит! — засмеялся Видов. — Амир меня гонял, как гашековский Ржепа — бравого солдата Швейка!
Фельдфебель-громила гулко хохотнул, и моя ладонь угодила в его пятерню, словно в капкан.
— Всё верно, — зарокотал Амир, слегка помяв мне руку. — Это моего прадедушку звали так — Ржепа. Сам-то он — из чешских евреев и, как только закончилась Первая мировая, попал на подмандатную территорию. А там свою фамилию прадед… как это… — Ршепа щелкнул толстыми пальцами.
— Адаптировал, — подсказал Олег.
— Во-во! Заделался, короче, Эрджепом, на местный лад. Ну, а я… А что — я? В иврите буквы «же» как бы нету, хе-хе…
— Привет, верзила! — Рута грубовато приласкала Амира, пытаясь охватить необъятное тулово.
Ршепа нежно стиснул экс-командиршу.
—
— Шалом, мальчики! — хрустально зазвенел Наташин голос, и Talia Eastleigh полностью завладела вниманием вояк. — Всё готово?
— Машины поданы, гэвэрэт! — бойко отрапортовал Ури, и расплылся в белозубой улыбке, явно не по уставу. — Киноналадочный комплекс на трехосном полноприводном шасси, большая светотехническая база, тоже на трех осях, кинотехническая модель на двухосном шасси, модификация трехосного аппаратно-технологического автобуса «Штаб-салон», плюс три джипа сопровождения.
— По машинам! — царственно скомандовал Гайдай.
Нанюхавшись бензиновых выхлопов, запаха дикого жасмина и солено-влажного морского духа на улицах Тель-Авива, мы выехали за город, сразу попадая на скудный простор библейской пустыни.
Караван держал курс на восток, к Кумрану — безрадостной местности у самого Мертвого моря. Впрочем, нас влекло не тамошнее сухое плато, с его сыпучими скалами и таинственными пещерами, а близость Иордана, полного, хоть и мутной, зато прохладной воды — жизнерадостный Изя обещал киношникам искупать их в реке. И все дружно проголосовали «за».
Ну, это лишь кажется странным. Да, в эти самые дни московские снега неохотно тают, и мысль о купании приходит на ум лишь оголтелым моржам, вроде покойного Колмогорова. Даже здесь, в Израиле, термометр показывал плюс восемнадцать.
«Самое то!», — как бодро выразился Жигунов.
Но налетел хамсин, и красный капилляр градусника живо дотянулся до тридцати двух.
Хамсин — сущее проклятие Израиля. Наташка рассказывала, как ее мучали головные боли и доставала бессонница, как улыбка натягивала иссыхающую кожу на лице, а теперь я и сам прочувствовал всю прелесть хамсина — суховея, что доносит пустынный жар Сахары и ее мелкий песок. Мельчайший прах — он не скрипит на зубах, вообще не ощущается, но, если не хочешь, чтобы пыль забила твои легкие, изволь укутать голову в покрывало, по-бедуински, или хотя бы носи маску.
Спрячься, забейся в нору, в пещеру, в убежище, и пей воду! Много воды, иначе сам не заметишь, как усохнешь, а сердцу тяжко придется — поди-ка, прокачай загустевшую кровь, тягучую, будто варенье!
Еще недавно светло-голубое, цвета вылинявшей лазури небо заволокло сероватой дымкой. Солнце еле проглядывало сквозь грязную пелену, светясь размытым бледным кругом, но жарило, но пекло, напуская страшную духоту.
Наша дружная компания засела в «штаб-салоне», где шелестел кондиционер, однако желтоватая пыльца набивалась и сюда. Харатьян с Жигуновым вяло растянулись на сиденьях, Аня с Инной и «Алисой» нахохлились на диванчике, пошатываясь в такт. Задумчивый Белявский молча накачивался минералкой, искоса взглядывая на Риту, и только Изю переполняла азартная энергия.
— Хамсин, конечно, бяка, — мажорно болтал он, — но даже от него бывает польза. Все тутошние пляжи усыпаны африканским песком!
Альбина лишь поглядывала из угла, стесняясь «воспитывать» мужа на глазах у звезд экрана.
Наташа томно подняла руку, улавливая ток воздуха из зева кондиционера, а заодно и мужские взгляды.
— Эр-кондишен, конечно, спасает, — невинно проговорила она, точно зная, куда именно сейчас смотрят актеры, — но водичку все равно пейте.
Согласно кивнув, я откупорил бутылку «Эйн-Геди» и разлил по одноразовым стаканчикам. Дурачась, чокнулся с Ритой и Аней, после чего пристал к Изе:
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
