Десятый король
Шрифт:
Себе я арендовал три мансарды, снес стены, соединил. Завел даже сад на своем кусочке крыши. Птичек покупать стал. А еще до этого, под самый свой приезд, женился, сын у нас рос. И вроде чего еще надо… Но деньги это только поначалу радостно и нужно, когда многого хочешь сам и когда есть кого осчастливить. Мечта — топливо. А топливо рано или поздно кончается. И остаешься как дурак сидеть на кучке денег. Я так и остался. На что мне были деньги? Друзья, родители, нищие актеры, которых на ноги бы поставить, сиротки всякие и подарки моим. Да птички. Снимал, снимал. Греб деньги, греб. Но если бы вы знали, как я уже все это
Потом война началась, и тут же заказ от правительства: делать фильмы, много-много, таких, чтоб дух людей поднимали. Это ведь кажется, что мужество — оно только там, где дерутся. А оно еще там, где ждут. А я очень сильно ждал, ведь мой сын тоже ушел на фронт.
На этом месте король Фрэнк замолчал и провел рукой по лицу.
— Мой Джим пропал во время одной бомбежки, я никогда больше его не видел. А вскоре и жена умерла — сердце было не очень, да я сам едва не умер. Но не умер. Долго работал, придумывал новое, ведь людям по всему миру надо было снова учиться радоваться, надеяться. Я по-прежнему вечерами мечтал о тихой стране. Так и умер — в кресле среди птиц, хотя я уже едва помню. Сейчас тут. Мирно, но… иногда одиноко.
Он на какое-то время замолчал, но по выражению глаз было понятно: реакции на свою историю король Фрэнк не ждет. То, как он говорил, напоминало простое перелистывание старых снимков. Навеки застывших. Черно-белых.
— А Тони, как я слышал, нынче и не одинок уже, да? — По тонким губам вдруг скользнула слабая, но очень добрая улыбка. — Птички принесли…
— Может быть, — вздохнул Тео. — Не одинок.
Ему не хотелось добавлять к этому слова «если Тони, конечно, жив». Техасец среди черно-белых снимков этого не заслуживал.
Полночи Тео проворочался с боку на бок: заснуть не получалось. Наконец он все же провалился в тревожную дремоту, но уже через несколько часов проснулся и начал чутко прислушиваться. Деревянный дом вздыхал во сне, до ушей то и дело долетали скрипы и шорохи. С улицы слышался шум ветра, к которому примешивались еще два звука. Один был знакомым — тихое постукивание пшена по жестяной миске. Второй — шелест птичьих крыльев и разноголосое пение — мальчик слышал впервые.
Он встал, оделся и спустился на второй этаж. Пересек несколько безлюдных, почти лишенных мебели комнат. Балконная дверь в одной из них была открыта. Сквозняк играл с легкими кисейными занавесками, вздыбливая их и открывая прямоугольник неба с фигурой на его фоне.
Фрэнк неподвижно сидел в плетеном кресле, остановив взгляд светло-голубых глаз на волнах колосящейся пшеницы. Тео стало жутко: казалось, король был мертв.
Солнце медленно поднималось, окрашивая поле — каждый побег — в золотистые и малиновые тона. Облака стремительно светлели, и трудно было представить, что всего в нескольких сотнях миль, там, где расстилалась Циллиасса, жизни больше нет.
— Есть какие-нибудь новости? — тихо спросил Тео.
Некоторое время Фрэнк ничего не отвечал, потом закусил губу:
— Никто не прилетал. Тони, Тони…
Тео мог бы и предугадать ответ — ведь случись что-то, их с Альто
Он ничего не сказал.
Сотни птиц, до того дремавших на крышах королевского дворца, проснулись и защебетали. Не как вчера, когда они провожали солнце. Скорбно. Одна за другой птицы начали сниматься с мест. Они покидали гнезда, предчувствуя беду, и ничего, даже брошенные яйца, уже не могло их остановить. Король поднял руку в прощальном жесте, потом снова повернул голову к Тео:
— Значит, я тоже.
— В Тирии еще безопасно, — тихо сказал мальчик.
Впереди били крыльями маленькие корольки, трясогузки и малиновки, за ними степенно двигались фазаны, а в самом конце птичьего строя — аисты и орлы, летевшие бок о бок. В другое время мальчик удивился бы, но сейчас было не до того.
На балконе возник Альто и, оглядевшись вокруг, спросил:
— Чувствуете, какой поднимается ветер? Фрэнк, вам нужно собираться. Все хуже, чем я ожидал.
Голос короля звучал непреклонно:
— Я остаюсь здесь. А вам стоило бы пошевеливаться.
— Но…
— Я все сказал. Я не для того создавал все это, чтобы удрать, поджав хвост. Я никогда ниоткуда не удирал.
Мужчина покинул балкон под беспомощным взглядом дракона. Через несколько минут он вернулся, держа в руках сумку, которую Альто привез из Циллиассы. На глазах у Тео король Фрэнк расстегнул молнию и стал раскладывать на деревянном полу части какого-то массивного оружия, заранее аккуратно смазанного. Правитель Зоммергольда начал собирать его — и Тео удивился, насколько механическими были движения, точно он отрабатывал их годами. Почувствовав взгляд мальчика, король поднял голову — в глазах не было ни следа от прежней доброты. Очень медленно он покачал головой:
— Нет. Я ни разу не воевал. Я только снимал фильмы про всяких там храбрых парней. — Губы дрогнули, но тут же искривились в улыбке. — Улетайте поскорее. Я уже сказал всем улетать. А я буду стрелять. Долго. Пока смогу. Как в моем кино.
Внизу были золото и зелень. Ничего не остекленело, Зоммергольд лишь стал еще тише из-за разлившейся в воздухе тревоги. Его последние минуты еще не кончились, от этого было только хуже.
— Почему так? За что так?
Тео понимал, что вопросы жалкие. И понимал, что их задают всегда.
— Я не знаю, — глухо отозвался дракон. — Ничего не знаю.
На большее у них обоих не нашлось сил и слов.
Небо вскоре сильно потемнело, его заволокли низкие тучи. Границы приближались, и мальчику совершенно не хотелось видеть голубые родники внизу. В тишине путешественники летели по почти черному небу, стараясь избегать плотных облаков. Внимание мальчика вдруг привлекла белая, стремительно приближающаяся точка.
Спина Альто напряглась: он готов был броситься в сторону или атаковать. Тео прищурился. Точка двигалась прямо, а облака перед ней расступались сами собой. Когда очертания стали четче, мальчик наконец понял, кто догоняет их.