Детдом
Шрифт:
– Владимир, может быть, нам и не надо ничего этого? – спросила Ольга. – Мы могли бы тоже устроиться куда-нибудь, как Женя с Егором. Или еще как. И жить спокойно.
Помимо всех музыкальных упражнений, репетиций и концертов, Женя с Егором работали дворником на одно место на площадке возле автомобильного салона. По очереди по утрам подметали площадку, сгребали листья или убирали снег. Опустошали урны, чистили газоны. Деньги на двоих платили небольшие, но верные и нелишние. Инициатором этой деятельности был Женя. Он уверял, что ему, чтобы «не психовать», нужна какая-то осмысленная физическая активность,
– Я не хочу, Ольга, чтобы ты работала дворником.
– Да. Я, наверное, могу выучиться на секретаря. Помнишь, у меня получалось с компьютером. И ошибок в письме я никогда не делаю. Если бы я окончила курсы…
– Ты не хочешь петь?
– Да. Я могла бы петь для вас… для друзей… просто так… А чего хочешь ты, Владимир?
– Как только я сам буду знать, я скажу тебе – первой. Аркадий Николаевич говорит, что у человека есть врожденная потребность в самореализации. Я, кажется, забыл фамилию ученого, который ее открыл. Возможно, его звали Ламарк.
– Он что-нибудь тебе посоветовал? Прочитать книги Ламарка?
– Нет. Он сказал, что сам не знает, а нам надо отыскать человека, в бескорыстии которого можно быть уверенными, и поговорить с ним о нашей дальнейшей судьбе.
– Да. Такие люди существуют? Я много раз слышала, что все продается.
– Ты сама знаешь, что это не так. Аркадий Николаевич порекомендовал мне обратиться к одной женщине. Он сказал, что она очень умна и во всей этой ситуации наверняка станет исходить из наших, а не из своих собственных интересов. До того, как продали и расселили их коммуналку, он жил с ней в одной квартире. Мы приходили туда и я ее, кажется, даже смутно помню. Такая высокая, с пышными волосами.
– Да! – оживленно воскликнула Ольга. – Я тоже ее помню. У нее тогда почему-то жили морские свинки. Штуки четыре или даже пять. Ужасно глупые и симпатичные. Они пахли опилками и сеном. Она давала их мне поиграть. Как ее зовут? Где она теперь живет?
– Аркадий Николаевич дал мне ее новый адрес. Ее зовут Анжелика Андреевна Аполлонская.
– Антонина, у меня такое впечатление, что ты хочешь не то о чем-то меня попросить, не то что-то спросить. Решайся, пока самолет еще не прилетел, – сказала Анжелика, рассеянно скользя взглядом по табло прибытия.
Со времени, когда она смотрела на него прошлый раз (несколько секунд назад) на табло ничего не изменилось. Самолет из Франкфурта (именно там, в Германии находилась самая удобная развязка для перемещения из Мексики в Россию) по прежнему задерживался.
– Да, мама, – слегка улыбнулась Антонина. – Я была бы тебе очень признательна, если бы ты теперь перестала кидать вокруг себя эти дезинфицирующие взгляды.
– Дезинфицирующие? – подняла бровь Анжелика.
– Ну да. Видела по телевизору рекламу про то, как какое-то средство убивает микробов в унитазе? Так вот мне кажется, что тебе сейчас достаточно на этот унитаз просто посмотреть – и все микробы в нем сдохнут от ужаса.
– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, но могу, наверное, просто почитать книгу. Пойдем, сядем. А где Виталий?
– Виталик пошел в зал отправления
– Не понимаю, зачем ты вообще притащила его с собой? Если бы вы были женаты, это еще туда-сюда, сразу представить прибывшему отцу своего мужа… А так… Какое дело Олегу до твоего бой-френда, а Виталию – до твоего как бы отца? Что они будут друг другу говорить?
– Не знаю, – Антонина пожала широкими плечами. – А на твой вопрос отвечу, если ты объяснишь мне, зачем ты привезла с собой тетю Лену.
– Может быть, ты заметила, что это не я ее, а она меня привезла сюда на своей машине. У нас, как ты знаешь, машин нет. Я не знаю, сколько у Олега и Кеши багажа…
– Я уверена, что они вполне могли бы разориться на такси…
– Что же касается твоего намека относительно того, что я взяла Лену для моральной поддержки, – невозмутимо продолжила Анжелика, как будто бы ее и не перебивали. – Это абсолютно справедливое предположение. Но в моем случае это объяснимо – нас с Олегом связывают все-таки непростые отношения с давней историей. Что же касается тебя, то у тебя с ним никаких отношений попросту никогда не было.
– Зато у тебя нет с ним кровного родства, – отпарировала Антонина. – А у меня – есть.
– То есть, ты хочешь сказать, что твой Виталик каким-то образом будет охранять тебя от неуместных реплик со стороны пресловутого «голоса крови»? – уточнила Анжелика. – Спорное предположение, но за неимением лучшего…
– А куда, кстати, подевалась тетя Лена? – спросила Антонина.
– Она снаружи, в машине, говорит по телефону. Как только закончит, подойдет сюда.
– А мы все с ихним предполагаемым багажом в ее машину поместимся? – подозрительно спросила Антонина. – Насколько я помню, мой папаша довольно крупный. Да и Кешка обещал быть немаленьким…
– В ее машине девять посадочных мест, – сказала Анжелика. – Она специально, по моей просьбе, взяла «Фольксваген», в котором они на дачу ездят и возят вещи. У самой Лены совсем маленькая машинка, я не помню марку…
– Ты пока читай, а я, пожалуй, тоже выйду наружу, прогуляюсь, – сказала Антонина.
– Когда вернешься, снова придется проходить досмотр, – напомнила Анжелика.
– Ничего, пройду, – мотнула головой Антонина. – Оружия я с собой не ношу… Если что прояснится, сразу звони.
На автомобильной стоянке Антонина сразу приметила фургончик маминой подруги, но не торопилась к нему подойти. Смотрела вокруг, крутила головой, втягивала воздух большими ноздрями. На окружающих международный аэропорт полях все еще кое-где лежал снег, но сами поля уже неуловимо изменили цвет. К серо-желтой зимней гамме прибавилось чуть-чуть розового. На заросшие деревьями и кустами холмы Пулковской обсерватории легла голубоватая, почти прозрачная вуаль. В стеклянном небе бессмысленно на первый взгляд выписывали круги белые чайки, всю зиму столовавшиеся на окологородских свалках и помойках. Воробьи отчаянно орали в чахлых декоративных кустах, окружавших автостоянку. Весна вышла на старт и теперь, в спокойном предвидении неизбежного, безмятежно потягивалась, лениво наслаждаясь последними безработными днями.