Детдом

Мурашова Екатерина Вадимовна

– Понимаю, – обалдело согласилась Лена.

– Ну вот, можно считать, что ты как бы поприсутствовала при закладке фундамента. Такая тайная секта хранителей священных российских реликвий. Все передается по наследству, в узком кругу, после соответствующих испытаний, изустным посвящением. Спустя пару-тройку веков, в годину трудную, все всплывет, священный крест Ефросинии воссияет над народом и Россия возродится в блеске своего подлинного величия… Потом кто-нибудь напишет об этом роман… Но если Анджа сейчас же не принесет мне мои пирожные или хотя бы бутерброд, я ее саму сожру с потрохами и Олегом в придачу!

* * *

– Ольга,

я прошу тебя оказать мне честь и стать моей женой! – сказал Владимир, опустившись перед девушкой на одно колено.

– Да, – тут же сказала Ольга («А что бы она, интересно, сказала, если бы пришлось отказывать?» – подумал Кай). – А зачем ты притащил с собой Кая?

– Иннокентий – твой единственный живой родственник, – объяснил Владимир. – Согласно этикету, я могу просить у него твоей руки.

– Так ты у меня просишь руки или у него? – искренне заинтересовалась ситуацией Ольга.

Кай выругался по-испански себе под нос. Он чувствовал себя последним дураком, что поддался на уговоры Владимира и согласился присутствовать при их объяснении. Отчего бы Владимиру самому не поговорить с Ольгой?! Можно подумать, что он разговаривать не умеет, а она – не хочет за него замуж!

– Ну ладно, вы теперь сами, а я пойду, – сказал Кай и вышел из комнаты.

Дмитрий, Егор, Женя и все трое пожилых соседей стояли на кухне. Женя и рабочий-пенсионер нервно курили. Старушка-бухгалтерша сосала валидол. Все вместе выжидательно смотрели на хореографа. «Ну как?» – спросил, наконец, Дмитрий. Кай замысловато выругался еще раз и кивнул головой.

Ольга в комнате прикрыла глаза, ожидая поцелуя и всего дальнейшего. Не дождавшись, открыла их и с недоумением увидела, что Владимир собирает вещи в рюкзак.

– Я пока, до свадьбы поживу у Ларисы Тихоновны, – объяснил он. – Ей уход нужен, да и Анна Сергеевна сказала, что так, с раздельным проживанием жениха и невесты – правильно. Да… прости меня, пожалуйста, я так разволновался, что чуть не забыл… Вот! Кольцо в честь нашего с тобой обручения! Это аквамарин. Я выбирал его в цвет твоих глаз. Пожалуйста, прими…

Ольга тяжело вздохнула, приняла из рук жениха маленькую изящную коробочку и пошла на кухню к остальным, чтобы не мешать Владимиру собираться.

За время ее отсутствия Кай, который кое-что про Владимира понимал, успел вспомнить светины рассуждения о его сестре и сформулировать фразу, которой он собрался ее утешать.

Когда Ольга вошла в кухню, бухгалтерша сразу заинтересовалась кольцом, а Кай сказал:

– Возможно, инициация Владимира произойдет после рождения вашего совместного ребенка.

* * *

– Ты такой же, как и мой отец! – обвиняюще наставив палец, сказала Антонина. – Конфетка протухшая! Красивая обертка и совершенно негодная начинка внутри. Виталик, которого я из-за тебя бросила, в сто раз порядочнее, умнее и честнее тебя. А мама из-за отца бросила дядю Карасева, который ее любил и вообще замечательный человек.

– Виталик и Настя – хорошо вместе, – спокойно заметил Кай. – Настя приходила, говорила мне, я так понял.

– Конечно! – продолжала на повышенных тонах Антонина. – Ты понял так, как тебе удобнее понять. Лишь бы спихнуть на кого-нибудь, лишь бы ни за что не отвечать самому! Обрюхатил дуру Настьку и спихнул ее дураку Виталику! Едва не трахнул собственную сестру! И тут же, по случаю, ссылаясь на общее прошлое и старую память, принялся облизывать меня. Коз-зел! Узнаю папочкину школу!

– Антонина, ты говоришь много и в разные стороны. Но я понимаю. Если хочешь, можешь

просто ударить меня. Это будет быстрее. Если тебе захочется…

– Вот еще! – фыркнула Антонина. – Стукнуть тебя так, чтобы ты как следует почувствовал, я все равно не сумею…

– Можешь взять табуретку или еще что-нибудь, – невозмутимо предложил Кай.

– Идиот! – рявкнула Антонина. – Бревно недоделанное! Не желаю с тобой больше разговаривать и иметь никакого дела!

– Да, – согласился Кай. – Только я хочу, чтобы ты могла всегда знать. Это немного слушать – одна минута. Помнишь, ты спрашивала меня: как я, когда мне было 14 лет, выжил в незнакомом городе? Хотя почти не умел говорить и почти ничего не понимал? Я тогда ответил тебе: не скажу. Теперь хочу сказать, перед тем, как ты уйдешь. Я выжил потому, что однажды ты позвала меня, жалкого, всеми брошенного ублюдка, в мир людей, дала свой адрес, и я каждый день, каждый час думал: ты меня ждешь. Я жил и выживал – тобой. Твоей улыбкой, твоим лицом, тенью от твоих волос на камнях, твоими словами ко мне, твоим запахом. И убеждал себя: я не иду к тебе не потому, что боюсь. Потому, что мне надо сначала стать человеком, а уже потом… Но уже тогда понимал, что это я вру сам себе…

Антонина долго молчала, отвернувшись к окну, и, когда ответила, в голосе ее уже не было злости, только усталость.

– Ты перестарался, Кай. Слишком много усилий. Ты не захотел ничего принять от меня и ни о чем меня не спросил. Тетя Ира, которая верит в православного бога, называет это грехом гордыни, и обвиняет в нем обоих моих родителей. Ты уже давно не дикий мальчик с берега моря, который забыл все, включая человеческий язык. Ты стал суперменом, танцовщиком, и еще черт знает кем. Ты выучил четыре языка. Ты тайный наследственный хранитель древних сокровищ. О тебе пишут в журналах, в Интернете, тебя показывают по телевизору. Я – слишком обыкновенная, слишком простая для такого набора, Кай. Ты не смог вовремя остановиться и льдинки твоего любимого моря все-таки сложились от твоих стараний. Получилось – «вечность». Заклятие Снежной Королевы сработало. А Герда не пришла. Она попросту испугалась величественно сверкающих ледяных чертогов и повернула назад. Мне жаль, Кай.

– Мне тоже жаль, Антонина, – согласился Кай. – Но все-таки ты помни…

– Хорошо, я буду помнить, – кивнула девушка.

* * *

Анжелика подняла трубку радиотелефона за бока, двумя пальцами, как дети берут с камней крупных ящериц. Трубка вела себя достаточно прилично, не вырывалась и не пыталась укусить или отбросить хвост-антенну.

– Можно, я приеду к тебе?

– Сейчас? – удивилась Анжелика. – Но ведь сейчас уже десять часов вечера, а у тебя завтра самолет в семь тридцать утра и наверняка заказано такси к отелю. Это глупо, Олег!

– Я хочу тебя увидеть, поговорить и попрощаться.

– Мы уже виделись, и прощались, и пили водку, и ели Иркины соленые огурцы, которых нет в Мексике, и в конце, кажется, даже пели песни, а Кай танцевал на столе что-то латиноамериканское и разбил всего одну тарелку. Ты что, позабыл об этом?

– Мы прощались и говорили все вместе, а я хочу – только с тобой.

– Олежка! – вздохнула Анжелика. – Ну зачем тебе это нужно? Ты приедешь, мы будем несколько часов мотать друг другу нервы, пытаясь выяснить или понять то, что в принципе не может быть выяснено или понято между людьми, а с утра – совершенно и окончательно измотанные – поедем: ты в Мексику, а я на работу в консультацию. И главное – это ничего, абсолютно ничего не изменит.