Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (сборник)

Азимов Айзек

И тем не менее, как бы философски ни относился человек к жизни, он не мог без боли расстаться с этими привилегиями, однажды получив их.

Каким ничтожным улучшением удобства квартиры была умывальная раковина, когда тридцать предыдущих лет ты привычно, даже не замечая обременительности этого, ходил в туалетный блок. Как бесполезна она была даже в качестве подтверждения своего статуса, когда выпячивать этот статус считалось верхом бескультурья. И все же отключи сейчас раковину, каким бы унизительным и невыносимым показалось бы каждое лишнее посещение

туалетного блока! Каким томительно-притягательным стало бы воспоминание о бритье в спальне! Каким глубоким было бы чувство утраченной роскоши!

Среди современных политических репортеров модно стало неодобрительно отзываться о меркантилизме былых времен, когда основой экономики были деньги. В то время, писали они, велась жесточайшая борьба за существование. Никакое действительно развитое общество не могло сохраниться из-за вечного напряжения борьбы за «зелененькую». (Слову «зелененькая» в обществе давали различные интерпретации, но его значение в целом ни у кого не вызывало сомнения.)

В противоположность тому современный «коллективизм» расхваливали за эффективность и просвещенность.

Может, все это и так. Одни ученые-историки романтизировали прошлое, другие, напротив, высвечивали в нем все самое низменное. Медиевисты же считали, что именно из меркантилизма развились впоследствии такие понятия, как индивидуализм и инициатива.

Эти споры никогда всерьез не интересовали Бейли. Но сейчас он задавал себе болезненный вопрос: «Боролся ли когда-нибудь человек за эту «зелененькую», чем бы она ни была, с большим упорством, чем житель Города за право получать по воскресеньям куриную ножку — настоящую куриную ножку некогда живой птицы?»

«Для меня это не так уж важно, — подумал Бейли. — Но есть еще Джесси и Бен».

Голос доктора Фастольфа прервал его мысли:

— Мистер Бейли, вы меня слышите?

— Да, — кивнул Бейли.

Сколько же времени он простоял, как истукан?

— Садитесь, пожалуйста. Теперь, когда вы все обдумали, вам, вероятно, будет интересно просмотреть ленты, на которых мы засняли место происшествия и некоторые события, последовавшие за преступлением?

— Нет, спасибо. У меня дела в Городе.

— Но ведь дело доктора Сартона имеет первостепенное значение.

— Не для меня. Я полагаю, меня уже отстранили. — Внезапно он вскипел: — Черт, если вы могли доказать, что Р. Дэниел — робот, почему вы не сделали этого сразу? Зачем вам понадобилось устраивать весь этот фарс?

— Дорогой мистер Бейли, мне было очень интересно ознакомиться с вашими умозаключениями. Что касается вашего отстранения от дела, то я сомневаюсь я этом. Перед тем как комиссар покинул нас, я специально попросил его, чтобы вы продолжали заниматься расследованием. Думаю, он окажет содействие.

Бейли нехотя сел и резко спросил:

— Но зачем вам это нужно?

Доктор Фастольф положил ногу на ногу и вздохнул.

— Мистер Бейли, я сталкивался в основном с двумя типами землян: бунтарями и политиками. Ваш комиссар полезен нам, но он увлекается политикой. Он

говорит нам то, что мы хотим услышать. Он обхаживает нас. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. И вот сюда приходите вы, смело обвиняете нас в ужасных преступлениях и пытаетесь доказать свою правоту. Я с большим удовольствием наблюдал за вами. И нашел начало обнадеживающим.

— Насколько обнадеживающим? — с усмешкой спросил Бейли.

— В достаточной степени. Вы тот человек, с которым я могу говорить откровенно. Прошлой ночью Р. Дэниел представил мне отчет по закрытому субэфирному каналу. Кое-какая информация о вас меня очень заинтересовала. Например, там был пункт, касающийся подбора книгофильмов в вашей квартире.

— Что же вас заинтересовало?

— Многие из них затрагивают вопросы истории и археологии. Из этого явствует, что вы интересуетесь историей человеческого общества и кое-что знаете о его эволюции.

— Полицейские при желании могут в свое свободное время смотреть книгофильмы.

— Совершенно верно. Я рад, что вы как раз такой полицейский. Это облегчит мою задачу. Прежде всего, — продолжал Фастольф, — я хочу объяснить или, по крайней мере, попытаться объяснить причины замкнутости людей с Внешних Миров. Мы живем здесь, в Космотауне. Мы не входим в Город. Мы вступаем в контакт с вами, землянами, лишь в очень исключительных случаях. Мы дышим открытым воздухом, но делаем это через фильтры. Даже сейчас, когда я сижу здесь, у меня в ноздрях фильтры, а на руках перчатки, и никакая сила не заставит меня подойти к вам ближе, чем необходимо. Как вы думаете почему?

— Какой смысл строить догадки? — ответил Бейли и подумал: «Теперь уж пусть говорит он».

— Если бы вы все же начали строить догадки, как это делают некоторые из ваших людей, то наверняка сказали бы, что причина в том, что мы презираем жителей Земли и не позволим упасть на нас даже их тени, дабы не потерять своего превосходства. Но это не так. Настоящая причина совершенно проста. Медицинский осмотр, которому вас подвергли, так же как и дезинфицирующие процедуры, это не ритуал. Они были продиктованы необходимостью.

— Защиты от болезней?

— Да, защиты от болезней. Мой дорогой мистер Бейли, земляне, колонизировавшие Внешние Миры, оказались на планетах, где совершенно отсутствовали земные бактерии и вирусы. Конечно, на себе они завезли туда некоторые микроорганизмы, но вместе с тем у них было в руках новейшее медицинское и микробиологическое оборудование. Им предстояло покончить лишь с небольшим количеством микроорганизмов при полном отсутствии их промежуточных хозяев-паразитов. Там не было малярийных комаров, не было улиток, распространяющих шистосомиаз. Болезнетворные бактерии были полностью уничтожены, полезные же продолжали размножаться. Постепенно болезни на Внешних Мирах совершенно исчезли. Время шло, и, естественно, требования, предъявляемые к эмигрантам с Земли, становились все жестче и жестче, поскольку Внешние Миры все больше и больше опасались проникновения болезней.