Детектив Франции. Выпуск 1
Шрифт:
— Оставь! — крикнула она.
Пианист вновь повторил тот же мотив. Лепра невольно начинал мысленно обрисовывать себе тему: это песня о любви, с привкусом слез, с чуть болезненной патетикой прощания. Но рефрен был исполнен мужественности и захватывал слушателя полностью. Он пел триумф жизни. Лепра не осмеливался даже шевельнуться, боясь встретиться глазами с портретом Фожера. Фожер был здесь, спокойный, уверенный в себе, в своей силе. Ева опустила голову. Может быть, для того, чтобы лучше представить себе своего мужа: как он сидит за инструментом, с сигарой, прилипшей к губе, как его
«А ведь недурно!» — произнес голос Фожера… Они оба подскочили, и Ева не смогла сдержать вскрика. Иголка по–прежнему кружила по диску с чуть различимым шорохом: «Может, это лучшее, что я сочинил в своей жизни», — сказал голос. Они поняли, что запись продолжается, и с ужасом посмотрели друг на друга. «Я сочинил эту песню для тебя, Ева… Ты слушаешь меня?.. Это, наверное, последняя моя песня…»
Он делал короткие паузы, затем обрушивался на ошеломленных слушателей с новой силой… Фожер говорил совсем близко к микрофону, очень доверительно, и каждое слово выделялось с какой–то душераздирающей интимностью. Ева сделала шаг назад, как будто коснувшись лица своего мужа.
«Ева, прости меня… я вульгарный человек, ты мне часто это повторяла… У меня осталось лишь это, дурацкое средство… но так, по крайней мере, ты не сможешь меня перебить… Считай, что эта пластинка — мое завещание…».
Лепра раздавил в пепельнице окурок, обжигавший ему пальцы. Ева улыбнулась ему смутной дрожащей улыбкой, умоляя его не двигаться, и Лепра замер.
«…Я давно наблюдаю за тобой… Можно, я буду с тобой на ты?.. Сейчас это уже не имеет значения, а мне будет приятно. Ты безумна… Мы не были счастливы вместе… однако, я любил тебя… Боже, как я тебя любил… И ревновал… у тебя невозможный характер…»
В его голосе проскользнули веселые нотки, он сдержанно усмехнулся. Ева плакала.
«Ты хочешь обладать правами мужчины и привилегиями женщины! Так что у нас с тобой и не могло получиться… Ладно, бог с ним! У тебя были любовники. Хорошо! Но я хочу поговорить с тобой о малыше Лепра…»
Ева хотела выключить проигрыватель. На сей раз Лепра остановил ее руку. Он медленно сел на ковер у ее ног.
«Он, конечно, смазливый мальчик. Слишком смазливый. В нем есть все необходимое, чтобы тебе понравиться, а главное, он абсолютно тебе покорен. Ты влюблена, влюблена по–настоящему. Я тут лишний. Если однажды ты услышишь эту запись, это и будет доказательством того, что я оказался лишним… Такая страстная женщина, как ты, и мужчина, готовый на все, как он… я понимаю, что это означает. Не знаю, как это случится, но это случится… Поэтому я дам тебе совет, малютка Ева: берегись…»
Они оба похолодели. Голос его звучал как никогда сердечно.
«Дарю тебе эту песню. Я писал ее, думая о тебе. Надеюсь, ты не откажешься ее спеть… ты поможешь мне остаться в памяти моих слушателей… Это твой долг… твой долг… твой долг…»
Пластинку заело, и голос казался механическим, хотя это нелепое повторение придавало ему какой–то угрожающей оттенок. Лепра выключил проигрыватель. Когда Ева повернулась, его поразило ее растерянное лицо. Он схватил ее
— Ева, приди в себя, милая моя… Ничего страшного нет. Просто мы не ожидали этого. В конце концов, все не так серьезно.
— Это очень даже серьезно, — прошептала Ева. — Для тебя, может быть, и нет. Для меня это ужасно. Он считал, что я способна на… О Жан!
Она положила голову на его плечо, словно признавая себя побежденной. Лепра хотел обнять ее, но она его оттолкнула.
— Подожди…
Она снова включила проигрыватель, но рука ее так дрожала, что ей никак не удавалось опустить иглу. Из динамиков доносились безобидные обрывки фраз: «можно, я буду с тобой на ты… У тебя были любовники… малютка Ева, берегись… Ты поможешь мне остаться в памяти…»
— Хватит, хватит! — закричала она. — Прошу тебя, Жан… Заставь его замолчать!
Он вырвал вилку из розетки, и проигрыватель замолк. Теперь их терзала наступившая тишина. Лепра, сунув руки в карманы, опустил голову на грудь, внимательно изучая орнамент на ковре.
— Откуда эта пластинка? — произнесла она наконец. — Чего он хотел? Ему было прекрасно известно, что я никогда не спою эту песню!
— Может, этого он и добивался, — заметил Лепра, — помешать тебе спеть ее.
И снова воцарилось молчание. Потом он проговорил:
— Ты правда считаешь, что я на все способен? По–твоему, я во всем виноват?
Он не спускал глаз с Евы.
— А по–твоему, — сказала она, — я навязываю тебе свою волю?
Ни он, ни она не знали, что сказать. Внезапно они стали почти врагами. Лепра опустился перед ней на колени.
— Этот вопрос мы и должны задать себе, — прошептал он. — Ева, ты ведь уверена, что я сделал это случайно? Хорошо. Твой муж ошибся. Он вообразил себе какой–то идиотский заговор. У нас и в мыслях не было его убивать. Вот наша правда. Поэтому я предлагаю тебе уничтожить диск.
— А песня…
— Тем хуже для нее. Будь последовательна, дорогая. Нам хватило мужества инсценировать этот несчастный случай, чтобы… избежать худшего. Мы не можем хранить эту пластинку. И потом, я тебя знаю. С тебя станется — будешь слушать ее в одиночестве и убеждать себя, что мы с тобой чудовища.
— Это правда.
— Вот видишь.
— Но ты кое–что забыл. Кто–то знает, что эта пластинка существует. Кто–то слушал ее до нас.
— Кто?
— Тот, кто послал ее.
Лепра нахмурился.
— Тот, кто послал ее, — проговорил он изменившимся голосом. — Я не подумал об этом.
Он прыжком вскочил на ноги и схватил пакет. Адрес был с большим усердием выведен печатными буквами. На почтовом штемпеле было помечено: «17, авеню Ваграм».
Лепра скомкал бумагу и взял коробку. Обыкновенная картонная коробка.
— Ну, правильно, — сказал Лепра. — Кто–то в курсе… А впрочем, все это просто чушь. Вряд ли такой человек, как твой муж, будет делиться подробностями своей интимной жизни. Даже Мелио ничего не знал. Но я начинаю понимать, чего он добивался. Он записал этот диск, сам запечатал пакет, написал адрес и затем кому–то отдал его, может, просто какому–нибудь посыльному в ресторане: «Если я умру от несчастного случая, пошлите, пожалуйста, этот пакет по адресу…»