Детектив на пороге весны
Шрифт:
Телефон соединился, тюлень заворочался и завозился с удвоенной силой, нашел свой аппарат и спросил, кто там. Может, он как-то по-другому спросил, но отсюда было плохо слышно.
– Илюш, – попросила жена в телефон, – подъезжай поближе. Здесь такая лужа, я через нее не перелезу.
Илюша стал оглядываться по сторонам, очевидно, так и не поняв с первого раза, кто именно его «вызывает». Она повторила еще нежнее:
– Илюша!
Тюлень наконец сориентировался во времени и пространстве, потому что дорогущий тарантас заурчал, дрогнул, тихонько тронулся с места и остановился
Открылась широкая дверь, блеснула на ярком солнце полировкой. Жена подхватила подол своего «макинтоша» и красиво опустила себя на переднее сиденье.
Вообще она все делала красиво. Красиво шла, красиво поворачивала голову, красиво разговаривала по телефону. Как пить дать, с тюленем ей было несладко. Не зря развелась, хотя она до сих пор использует бывшего, вот сегодня, как извозчика.
Наблюдавший пропустил «мерин», солидно и неспешно выруливший на проезжую часть, и, расплескивая лужу, лихо вкатил во двор.
Он все успеет. Выехав из дома, она возвращается поздно, но ему-то, чтоб взять что надо, трех минут хватит.
Он пролетел лужу, въехал в арку, задвинул машину между помойкой и шикарным лимузином.
Вот все в этой стране так, подумал он неодобрительно. С одной стороны помойка, с другой – лимузин.
С одной стороны – многоквартирный элитный дом высотой в сто пятнадцать этажей, а снег от него не убирают. Отгребают от подъездов, и только. Весной все тает, течет, льется, струится, и прямо на тротуарчики, и к подъездам, и под ноги прямо. Элитные многоквартирные жильцы подхватывают полы своих элитных «макинтошей» и, как все простые смертные, продвигаются к машинам все больше галсами и кенгуриными прыжками.
С одной стороны – модный и пафосный ресторан с усатым швейцаром в ливрее, который величественными жестами показывает, как и куда следует шикарно припарковаться. С другой – прямо напротив ресторана – районная помойка со всеми районно-помойными прелестями – бомжами, сборщиками бутылок и бродячими собаками. Когда за помойкой приезжает машина, грузчики матерятся, машина ревет, помойка грохочет, клиенты ресторана радуются жизни.
Слева – школы, справа – больницы. Поселяне и поселянки на заднем плане носят вещи в кабак.
Какое-то время он просто постоит за лимузином, оценит обстановку. А потом поднимется в квартиру и сделает все, что задумал.
Вряд ли это понадобится, но как подстраховочный вариант вполне может пригодиться.
Он был очень предусмотрителен, всегда и во всем. Его собственная жена когда-то поражалась этой его предусмотрительности, а она еще о многом не знала и даже не догадывалась. Ничего, скоро она попляшет.
Покрутив ручку – очень неудобную, потому что шарик давно вывалился и приходилось крутить гладкую пластмассовую палку, которую пальцы никак не могли ухватить, он опустил стекло, закурил и выдохнул. В солнечном луче повисло было облачко, но дунул ветер, легкий, прозрачный, – и нет облачка.
Он умилился. Вот и весна пришла.
Если кому-то суждено умереть весной, значит, суждено. Каждый судит по-своему. Он уже осудил, значит, все решено.
Нет преступления без
Анфиса Коржикова влетела в торговый аптечный зал как раз в тот момент, когда Лида уже выдвинула из-за стойки свои монументальные формы, собираясь прошествовать по ослепительно чистому полу к двери, чтобы перевернуть табличку на длинном шнурке.
Было закрыто. Стало открыто.
Опоздала, опоздала!.. Заведующая очень не любит, когда ее «девочки» вбегают на работу «с последним звонком». Надо же подготовиться как следует – халат, шапочку надеть, руки помыть, и непременно с каким-нибудь дезинфицирующим раствором.
Аптека была старинная, огромная, с ореховыми диванами, фикусами в кадках, с деревянными шкафами, полными лекарств и загадочных бутылей темного стекла, по горлышку опоясанных бумажными шарфиками. Без новомодных глупостей, типа магазинных витрин и пластиковых зеленых корзин, в которые следует набирать «товар».
«Лекарства – не товар, – говаривала заведующая наставительно. – От лекарства, бывает, человеческая жизнь зависит!»
Анфиса Коржикова любила свою работу и гордилась ею.
– Анфиса! – с удивленной укоризной воскликнула Лида, словно видела коллегу первый раз в жизни. – Что это ты так сегодня?
– Как?.. – огрызнулась Коржикова.
Заведующая ей все выскажет – непременно, – уж Лида могла бы воздержаться! Хоть и невелик грех, а выскажет. Может, даже и не сейчас, а через месяц, к примеру. Заведующая очень любила «накапливать» факты, а потом вываливать их в самую неожиданную минуту, когда все уже расслабились и о своих грехах и проступках позабыли.
– Да вот опоздала, – нараспев сказала Лида. – Все уж давно по своим местам…
Дверь за их спинами – с табличкой «Закрыто» – неожиданно распахнулась, и показалась Лена Андреева. На лице у нее была тревога.
– Еще не открывала? – тяжело дыша, спросила она Лиду. – Вот и хорошо! Сегодня с троллейбусами прямо что-то жуткое.
– Это точно, – подтвердила Анфиса.
– Девочки, идите скорее, сейчас уже открываться будем.
– Да мы идем, идем!..
– Анфиска, а ты тоже в троллейбусе застряла?
– Я в метро время потеряла, – на ходу придумала Анфиса. – Вроде и встала вовремя, и будильник зазвонил, и все нормально, а в метро…
– Что в метро? – издали спросила Татьяна Семеновна. За стеллажами ее было совсем не видно. – Опять в метро?!
Все трое повернули головы в сторону стеллажей, но никакой Татьяны Семеновны не увидели.
– Девочки?! Что там в метро?!
– Да ничего, – начала Анфиса, не приготовившаяся врать дальше, – просто я говорю, что опоздала из-за того, что в метро…
– Что в метро?! – Это уже заведующая вскрикнула. Она выскочила из-за перегородки и поверх очков смотрела на них с ужасом. В руках у нее были какие-то листы бумаги, и один вдруг упал и спланировал на пол.
– Да ничего нет в метро, – на всю аптеку закричала несчастная Анфиса Коржикова, – я опоздала из-за того, что поезда долго не было. Я на платформе ждала, а его все не было, а потом пришел, и я в него не влезла, а влезла только в следующий!