Детектив перед сном
Шрифт:
— Так точно, уважаемая, — отвечал полковник. — Но мне ничего другого не оставалось. У меня не было выбора.
Значит, Август преспокойно мог дрыхнуть в кармане, если, конечно… И Афродита изложила мысль вслух:
— Конечно, вы обшарили карманы куртки?
Полковник мгновенно побагровел.
— Ну, хорошо, хорошо, я вам верю. Хотя не понимаю, почему для прусского офицера чужие карманы менее интересны, чем, скажем, для ревнивой жены…
«Представляю, как бы ты себя почувствовал, если бы наткнулся на Августа», — подумала Афродита.
— Мадемуазель! — встопорщился
— Гм-м, да… — неопределенно отреагировала Афродита. — Не присесть ли вам, герр полковник?
— Благодарю вас, любезнейшая, но я предпочитаю стоять.
— Я вовсе не хотела вас обидеть!
— Я вовсе и не обижен. Может быть, немного озабочен, признаюсь… Когда вновь и вновь сталкиваешься с подобным предубеждением… Но я твердо верю, что мы придем к приемлемому для нас обоих соглашению. Ничего другого мне не надо. Я хочу предложить вам некую сделку.
Афродита вытащила из джинсов голубой платок, звучно высморкалась, затем скомкала и словно нечаянно сунула его в карман куртки. К своей радости, она нащупала Августа, мирно лежащего в справке. Полковник не заметил этой разведки.
— Ладно, слушаю вас, — сказала она, — хотя предупреждаю, что не питаю к вам особого доверия.
— Мадемуазель, вы ни о чем не пожалеете, — облегченно вздохнул полковник, не ожидавший, что так легко договорится. — Уважаемая разрешает? — И он, наконец, пододвинул себе стул и сел — так же прямо и деревянно, как стоял.
Афродита молчала, пусть инициатива остается у полковника.
— Видите ли, уважаемая, — заговорил тот после некоторой паузы, в течение которой, очевидно, подыскивал лучшее начало. — Я не знаю, убийца вы или нет. И, по правде говоря, меня это не очень интересует…
— Рада за вас, — не удержалась Афродита.
— Повторяю, — продолжал полковник, не сбиваясь с курса, — мне не нужно никаких доказательств того, имеете вы отношение к убийству своей тети, ее секретаря и несчастного Хазенталя или не имеете. Минутку!.. В моем к вам деле это не имеет ровным счетом никакого значения. Но фактом остается то, что вас считают убийцей, независимо от того, являетесь вы ею в действительности или нет, и то, что вас разыскивает полиция. Минутку, любезнейшая! А теперь моя идея. Я предлагаю вам защиту от полиции и пристанище. Здесь вас никто искать не будет. Понятно я выразился?
— Мое почтение, уж чего понятнее. Но откуда вдруг такое бескорыстие и благородство?
— Если вы невиновны, то я, значит, сделаю доброе дело…
— Ну, а если нет? — Афродита вызывающе поправила свои очки.
— В этом случае… как вам… В этом случае, мягко говоря, я должен получить гарантии… или, вернее, компенсацию.
— Что вы разумеете под компенсацией? — Афродита заинтересованно уставилась на него во все глаза. Она прекрасно понимала, что без очень серьезной причины полковник никогда бы не затеял ничего подобного, но никак не могла заставить себя серьезно отнестись к этому жуку. Однако, следующая фраза заставила ее насторожиться.
— Для вас это не имеет никакого значения, — в голосе полковника
У нее мелькнула мысль, что полковник сошел с ума. Но внимательно вглядевшись в его лицо, она констатировала, что на нем имеются следы вековой прусской глупости, а также некой душевной возни, близкой к панике, но никак не сумасшествия. Трутц фон Гофманзау мог быть человеком странным, принимающим воображаемое за действительное, но к душевнобольным таких пока что не относят.
— Безусловно, это деловое предложение, и вы меня просто воодушевили. Но есть тут одна мелочь: о каких, собственно, бумагах вы говорите?
Полковник возмутился:
— Никаких уверток, мадемуазель. Будем честно, с открытым забралом, вести переговоры! Я говорю о бумагах, которые были у вашей тетушки и которые она использовала, чтобы меня, мягко выражаясь, шантажировать.
Полковник снова был красен, на сей раз от негодования. Другого цвета лицо его, наверное, не выносило.
— Да, шантажировать, — повторил он, сверкая светлыми глазками. — Бессовестно, нагло, беспощадно! И многие годы. Я уверен, что названные бумаги находятся у вас!
Оскорбительное заявление в адрес покойной тети Афродиту не задело, конечно. От вознесшейся в дворянство субретки можно было ожидать чего угодно. Но так же далека была ее племянница и от сочувствия полковнику. Скорее, это могло лишь позабавить. Оба фрукта были, очевидно, хороши и стоили друг друга. Но недурно все же проверить обоснованность выдвинутых против тетушки обвинений. Кто знает, может, где-то здесь лежит разгадка таинственных убийств? Поэтому Афродита ужасно обиделась и контратаковала гвардейского кирасира:
— Попридержите-ка свой язык, герр полковник. Я никому не позволю в моем присутствии оскорблять мою тетю. Это неслыханно! Да вы с ума сошли, как вы смеете!..
Багровый полковник тотчас ринулся в ловушку.
— Я не знаю, мадемуазель, — отвечал он с тевтонским рыком, — насколько вы посвящены в дела вашей проклятой тетушки. Я никогда не утверждаю того, что не сумел бы доказать. А я могу по всем правилам юриспруденции доказать, что ваша суперблагородная баронесса была самой беззастенчивой и наглой шантажисткой…
— Ха-ха! — гневалась Афродита. — Он может доказать! Да кто поверит в этот бред, хотела бы я знать!
— Ваш смех, уважаемая!.. Боюсь, как бы вы не стали плакать! — Полковник свирепо посопел, затем, уже несколько спокойнее, продолжал: — В конце концов, возможно, что вы еще не знакомы с наследством вашей тети… Но я твердо решил раз и навсегда с этим делом покончить. И вы мне в этом поможете, хотите вы этого или нет. Даже если придется покончить с вами.
— Не берите на себя слишком много, — сказала Афродита спокойно, хотя ей стало немного не по себе. Бог его знает, не тронулся ли все-таки этот полковник.