Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3

Хэммет Дэшилл

Лайонел Грантхем созрел для разговора. Я улыбнулся ему, допил кофе и стал ждать.

— Понимаете, я не хочу, чтоб меня привели домой за ухо, — неожиданно промолвил он с каким-то детским вызовом.

— Вы же знаете, я не собираюсь вас принуждать, — успо­коил я его.

Мы снова немного помолчали. Я курил, а он подпирал ладонями подбородок и размышлял. Затем он смущенно задви­гался на стуле и выпрямился: все его лицо приобрело све­кольный цвет

— Я хочу попросить у вас помощи, — наконец промолвил Грантхем, стараясь не показать, до какой степени смущен. —

Я расскажу вам всю историю. Но если вы засмеетесь, я… Вы же не будете смеяться, не так

ли?

— Если это смешно, то, может, я и буду смеяться. Но это не помешает мне оказать вам помощь.

— Хорошо, тогда смейтесь! Это бессмысленно! Вы должны хохотать! — Парень глубоко вздохнул. — Вы никогда не ду­мали… Вы никогда не думали о том, чтоб стать… — Он за­молчал, посмотрел на меня с отчаянной стыдливостью, а затем, собрав всю свою волю, почти вскрикнул: — …Королем?!

— Возможно, я думал о многом. Наверное, была у меня и такая мечта.

— Я познакомился с Махмудом на приеме в посольстве в Константинополе. — Он заговорил, роняя слова с такой легко­стью, словно радовался, что избавлялся от них. — Он был секретарем у президента Семича. Мы подружились, хотя я и не был от него в восторге. Это он уговорил меня приехать с ним сюда и отрекомендовал полковнику Эйнарссону. Потом они… Без сомнения, этой страной управляют плохо. Я бы никогда не дал согласия, если бы это было не так.

Они готовили революцию. Но человек, который должен был ее возглавить, только что умер. Помехой был и недоста­ток денег. Поверьте… меня толкнуло на это не тщеславие. Я верил, — и верю до сих пор, — что это могло пойти… что это пойдет… на пользу стране. Они сделали мне предложение: если я буду финансировать революцию, то стану… то смогу стать королем.

Нет, нет, подождите! Господь свидетель, я поступил плохо, но не думайте о моем поступке хуже, чем он есть на самом деле. Мои деньги многое могут изменить в этой маленькой нищей стране. Потом, когда ее возглавит американец, будет легче — должно быть легче — взять кредит в Америке или в Англии. Учтите и политический аспект. Муравию окружают четыре страны, и каждая из них достаточно сильна, чтобы при желании аннексировать ее. До сих пор Муравия сохраняла независимость только благодаря соперничеству между соседя­ми, а также потому, что не имеет морских портов.

Но с американцем во главе — а если повезет договориться о займах в Америке и Англии, то мы получим и их капитало­вложения — ситуация станет совсем иной. Муравия окрепнет и по крайней мере сможет хоть в какой-то мере рассчитывать на помощь со стороны мощных держав. Этого достаточно, чтоб соседи стали осмотрительней.

Вскоре после первой мировой войны Албания тоже думала о такой возможности и предложила свою корону одному из американских богачей. Но он отказался. В то время это был пожилой человек, который уже сделал карьеру Я решил воспользоваться своим шансом. Среди Грантхемов.. — В его голосе снова появились стеснительные нотки. — Среди Грант­хемов уже были короли. Мы ведем родословную от Якова Четвертого Шотландского. Поэтому я подумал: хорошо было б, если бы наш род снова увенчала корона.

Мы не хотели жестокой революции. Эйнарссон держит под контролем армию. Нам оставалось только использовать ее, чтоб заставить депутатов, которые еще не присоединились к нам, изменить форму правления и избрать меня королем Меня было бы легче избрать, чем человека, в жилах которого нет королевской крови. В этом мое преимущество, несмотря, несмотря на мою молодость. А люди… а люди в самом деле хотят короля, особенно крестьяне. Они считают, что не имеют права называться нацией, пока у них нет властелина.

Пре­зидент для них ничто — обыкновенный человек, как и все они. Поэтому, понимаете, я… Ну же, смейтесь! Вы услы­шали достаточно, чтоб понять, насколько это бессмысленно! — Голос его сорвался на высокой ноте. — Смейтесь! Почему же вы не смеетесь?

— Над чем? — спросил я. — Видит Бог, это безумие Но не глупость. Вы ошиблись, но не утратили самообладания Вы говорите так, словно это дело похоронено навсегда. Оно про­валилось?

— Нет, не провалилось, — медленно проговорил он и насу­пился. — Хотя я уже начинаю думать, что это именно так Смерть Махмуда не должна была повлиять на ситуацию, но теперь у меня такое ощущение, словно все кончилось

— Много денег потрачено?

— Дело не в этом. Но… Хорошо, допустим, американские газеты узнают об этой истории, а они таки узнают Вы же знаете, как смешно могут ее преподнести. Потом об этом услышат мать, дядя, адвокатская контора. Не хочу прикиды­ваться, будто мне не стыдно посмотреть им в глаза А еще. — Его лицо раскраснелось сильнее. —А еще Валеска — мисс Радняк… Ее отец должен был стать во главе революции Он и был во главе., пока его не убили. Она. я никогда не буду по-настоящему достоин ее — Он промолвил это с идиотским благоговением. — Однако я надеюсь, что если буду продол­жать дело ее отца и смогу предложить ей еще что-то, кроме денег… если бы я что-то совершил… завоевал место для себя… то, может, тогда она… Ну, вы же понимаете.

— Да, — проворчал я.

— Что мне делать? — серьезно спросил Грантхем. — Убе­жать я не могу. Я должен ради нее довести это дело до конца и не потерять уважения к себе. Но у меня такое предчувствие, словно всему конец. Вы предложили мне помощь. Помогите мне. Скажите, что я должен делать?!

— Вы сделаете то, что я вам скажу… если я пообещаю помочь вам выбраться из этой истории и не запятнать своего имени? — спросил я так, словно каждый день вытягивал мил­лионеров и наследников шотландских королей из балканских смут.

—Да!

— Какое следующее мероприятие в революционной про­грамме?

— Сегодня ночью состоится собрание. Я проведу вас.

— В котором часу?

— В полночь.

— Встретимся в половине двенадцатого. Что я должен знать?

— Мне поручили рассказать вам о заговоре и предложить все, что вы пожелаете, лишь бы только завлечь вас. От­дельной договоренности о том, много или мало я должен вам рассказать, не было.

В тот же вечер в девять тридцать я вышел из такси перед домом, адрес которого был указан в записке секретарши ми­нистра полиции. Небольшой двухэтажный дом стоял на плохо вымощенной улице на восточной окраине города. Дверь от­крыла среднего возраста женщина в очень чистом, накрахма­ленном, но плохо сшитом одеянии. Я и рта не успел открыть, как за спиной у женщины появилась Ромен Франкл в розовом шелковом платье, с оголенными плечами, и подала мне ма­ленькую ручку.

— А я не надеялась, что вы придете.

— Почему? — спросил я и, пока служанка закрывала дверь и брала у меня пальто и шляпу, делал вид, будто удивлен — ибо ни один мужчина не откажется от приглашения такой женщины!

Мы стояли в комнате, оклеенной темно-розовыми обоями, устланной коврами и меблированной с восточной роскошью. Единственной вещью, которая вносила диссонанс в интерьер, было огромное кожаное кресло.

— Пойдемте наверх, — пригласила меня девушка и ска­зала служанке несколько слов, из которых я понял только имя «Марк» — Или, может, вы, — снова перешла она на англий­ский, — предпочитаете вину пиво?