Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
— Такие рассуждения ни к чему не приведут. Разве что захочется налакаться вина до потери памяти, — Мелетий еще сильнее закутался в плащ, спасаясь от ночного холода. — Моя жена умерла, царь Одиссей.
— Это я помню.
— Когда мы были юными, тоже давали друг другу клятвы и говорили красивые слова. Но жизнь оказалась длиннее любви. Да и что такое любовь?.. Теперь я лишь с большим трудом могу припомнить собственные чувства, — Мелетий вздохнул. — Советую поменьше думать о царице Пенелопе, мой господин. Толку-то…
— Раньше ты не был таким разговорчивым.
— И
— Или слишком много времени проводишь со мной, — хохотнул царь Итаки.
— Да, твое красноречие легендарно, — Мелетий улыбнулся. — Все знают, что царь Одиссей даже свинью научит складывать истории о героях и богах.
— Ого… Иногда похвала страшнее оскорбления. Нужно будет найти свинью и попробовать.
Сказав это, властелин Итаки почесал бороду.
— И все-таки у меня душа не на месте, — вздохнул он. — Итака пока в безопасности, супруга обо мне наверняка позабыла, а я почему-то чувствую себя предателем. Живу как хочу в мире, гремящем оружием…
— Боишься наказания после смерти, царь Одиссей?
— Что? Да не особенно. Вряд ли меня погладят по голове за то, как я жил, но переживать об этом сейчас не собираюсь.
— И правильно. Уверен, с тобой ничего не произойдет даже в загробном мире. Ты просто украдешь у Харона лодку и отправишься изучать подземные воды… С такой же легкостью, с какой сейчас исследуешь пределы великого моря. Это будет очень в твоем духе!
Повелитель Итаки рассмеялся:
— Спасибо за отличную идею, Мелетий. Именно так я и собираюсь поступить!
Где-то вдали закричала птица — ей откликнулась другая, третья. Кто-то из моряков сонно забормотал во сне. Небо на горизонте слегка посветлело — еще не рассвет, но до появления первых лучей солнца оставалось не так много времени.
— Как думаешь, Микены победят в войне? — после недолгой паузы спросил Мелетий.
— Скорее всего, — Одиссей вздрогнул, будто вспомнив о чем-то неприятном. — Они всегда побеждали. Алчный лев растерзал даже Трою — что для него Фокида и ее союзники?
— Тогда Микены вел Агамемнон… Впрочем, не мне заниматься предсказаниями. Я большую часть жизни заботился об овцах.
— Нет, ты по-своему прав, — Одиссей понимающе кивнул. — Агамемнон был хоть и мерзавцем, но талантливым. Такие люди, как он или Атрей — большая редкость. В битвах для них не существовало законов и запретов; они разжигали огонь в сердцах солдат, играли со смертью по собственным правилам и предугадывали любое действие противника… Можно сколько угодно ненавидеть Агамемнона как человека, можно считать его посредственным правителем — это воистину так! — но воином он был величайшим. А вот Эгисф… отсиживается за надежными стенами Львиного города и предоставляет вести битвы своим соратникам. Думаю, на отца он похож разве что желаниями и самомнением. Микены наверняка одержат победу и в этот раз, но грозный хищник рискует получить смертельную рану. Охромеет, утратит силу и скорость… Тогда его завалит орава ребятишек с палками.
При этих словах глаза Одиссея затуманились от очень давнего воспоминания, бесконечно далекого и личного.
Мир
— Кажется, день будет хорошим, — подытожил Одиссей и с хрустом потянулся. — Хм, как насчет завтрака?
Глава 23
Зарядил дождь. Его холодные и острые иглы царапали лицо. Ортинава помог старику подняться, а затем засыпал землей маленький костерок. Пламя бы вскоре погасло само, но так хотя бы дым не привлекал внимания непрошеных глаз.
— Пойдем, Ассарак, — негромко сказал Ортинава.
Худощавый старик сжался и задрожал всем телом, но не дождь был тому причиной.
— Не могу идти. Бок болит, и ноги меня не слушаются.
— Уж постарайся! — Ортинава повысил голос, понимая при этом, что ведет себя грубо. Но нести на себе измученного старца он бы точно не смог. — Или умрешь тут от голода… если микенцы не найдут тебя раньше.
Это подействовало. Ассарак начал поспешно растирать тощие икры. Затем кое-как поднялся и встал рядом с Ортинавой.
— Я попробую. Но куда мы двинемся?
— Глупый вопрос. Прочь от войны… Куда — неважно.
— Война сейчас везде, — заметил Ассарак.
Казалось, старик немного успокоился. Или же смирился со своей участью.
— Может быть, она еще не добралась до отдаленных островов. Найдем корабль и уплывем… подальше, где не звучат песни мечей и не льются кровавые реки.
— Нам нечем платить за проезд, — возразил Ассарак. — А в гребцы я не гожусь.
— Просто умолкни, старый ворон, — вздохнул Ортинава. Он и без того понимал, насколько бедственное у них положение. — Пока я не передумал и не бросил тебя прямо здесь.
Ассарак усмехнулся — впервые за долгое время. Улыбка вышла кривой и жалкой, но даже она выглядела лучше, чем затравленный взгляд и дрожащие губы.
— Никого ты не бросишь, Ортинава, хоть и грозишься. Я стар, но пока что не слеп… Мои глаза видят, что человек ты гордый и полный мужества. Такие не оставляют слабых на съедение волкам.
— Моя гордость давно растрачена. Не думай, что от похвалы я стану добрее, — буркнул собеседник. В глубине души он понимал, что старик прав. Ортинава не смог бы пройти мимо чужого несчастья и бросить Ассарака. Будь его воля — спас бы всех в тот злосчастный день…
Подумав так, он выбранил самого себя за глупость. Мертвые мертвы. Их души не взирают на живых ни с полей Элизиума, ни с мрачных берегов подземной реки. Мертвые не услышат причитаний Ортинавы, не утешат его ласковым словом, не одарят оружием или теплыми вещами… И не вернутся обратно. Только полные глупцы, вроде печально известного Орфея, могли считать иначе!