Дети апокалипсиса

Рус Дмитрий

– Ратник… – просипел я и поневоле улыбнулся, вновь калеча потрескавшиеся губы и болью расплачиваясь за эмоции.

Крохотный дизель завелся с пол-оборота – кот затарахтел и принялся торопливо вылизывать мое лицо обжигающе-горячим языком. Ратник вел себя странно: то мурчал и ластился, то шарахался и тоскливо взвывал.

Тревога за нежно любимую зверюгу качнула кровь адреналином. Что случилось с моим высокомерным и гордым кошаком? И что, в конце концов, происходит со мной?!

С трудом приподняв онемевшую руку, я погладил бархатистую шерсть кота.

Хм, раньше он вроде поупитанней был…

Ратника била крупная дрожь. А ведь он не трус и имя свое получил не в кредит. Еще котенком схлестнулся с ошарашенным псом, задумчиво орошавшим одинокое дерево. Причем дрался кошак не забавы ради, а защищая мою сестру. И не то чтобы она нуждалась в защите, но право на гордое имя кот заслужил. Как и на кличку – после очередных косяков Ратника регулярно понижали в звании до почетного, но хулиганистого Ватника. Благо – раскрас подходящий. Георгиевский кот…

Мурлыканье усилилось, окончательно разгоняя давящую тишину. Сильный и подвижный, кот тыкался лбом в ладони, прихватывал пальцы острыми зубами, требуя ласки и радуясь пробуждению хозяина.

Антидепрессант ты мой замшевый…

Черт, да что ж мне хреново-то так?! И откуда эта вонь? Что за дикий коктейль из кошачьих ароматов, запахов немытого тела и застоявшегося общественного туалета? Плюс еще что-то, тревожное и напрягающее… Кровь, дым, гарь? Але, горим – не горим?

Оставив кота в покое, я спешно потянулся к глазам. Закисшим, намертво слипшимся, с колючим песком под веками. Полцарства за ведро воды!

Ценой десятка вырванных ресниц глаза все же удалось разлепить. Отодвинув настырного кошака, я с трудом приподнял дрожащую от напряжения голову.

Дом, любимый дом.

Привычная палитра запахов, с трудом пробивающаяся сквозь помойную взвесь. Мамины палочки корицы в вазе, кальян на полке и масляные краски вездесущих рисунков сестры. Художница…

Висящие на стене часы с давно издохшей кукушкой печально указывали на полшестого. Маятник застыл неподвижно, цепочки противовесов исчерпали завод. Хм, я же с вечера их подкручивал? Неужели сломались? А ведь это единственное, что осталось от прадеда.

Он прислал их в апреле сорок пятого, в последней посылке из Германии, впечатлившись дивным механизмом. Деньги у командира стрелковой роты были – жалованье в полторы тысячи рублей и еще столько же в оккупационных марках. Плюс – компенсация на наем немецкой прислуги и ежемесячное право на десятикилограммовую посылку домой.

Сейчас мало кто знает о таких деталях – но в нашей семье историю помнят и берегут. Как и память о том, что прабабушка извлекла из часов полсотни иголок для «Зингера», бережно завернутые в вощеную бумагу и крепко выручившие семью в голодные послевоенные годы.

А прадед домой не вернулся. Погиб уже после Победы, четырнадцатого мая сорок пятого года, добивая в Курляндском котле остатки 15-й добровольческой латышской дивизии СС…

Отвлекшись от воспоминаний, прислушиваюсь.

Тихо-то как!

Непривычно тихо для любого дня недели и любого же

времени суток. Лишь дробное топтание голубей по козырьку подоконника да неутомимое мурчанье Ратника, трудолюбиво массирующего передними лапами мятую майку на моей груди.

Выходящие на южную сторону окна прикрывают тяжелые шторы. Сквозь щели пробивается солнечный свет, вызывая полный диссонанс с непривычной тишиной.

Не шумит сотнями моторов проходящая через квартал четырехполосная дорога.

Не бьет по ушам мат строителей, сутками суетящихся на бетонном скелете очередного новостроя.

Да и стены не дрожат от перманентного ремонта в нашей недавно сданной многоэтажке.

Хм… Спонтанный выходной после фееричной ночи? Оправдание у людей имеется – ведь не каждое столетие Земля проходит сквозь аномальный кометный хвост?

Ох и кипела новостная лента в ожидании грандиозных событий! На интернет-форумах летела слюна, откладывались кирпичи и оглушительно рвались пуканы. Оказалось, что звездопад касается абсолютно всех! Астрологов и выживальщиков, экстрасенсов и домохозяек, оптимистов и параноиков.

В телевизоре тихо паниковали ученые, дикторы правительственных каналов имели бледный вид, а городские сумасшедшие поймали очередное обострение.

Хотя признаю – зрелище действительно оказалось выдающимся! Сотни одновременно падающих звезд! Шок и трепет!

Поймав себя на убежавших в сторону мыслях, я вновь нахмурился – что-то с моей головушкой не так… Разум плывет – как после наркоза, легко срываясь на яркие слайды воспоминаний.

Закрутив головой, пытаюсь понять: который час? Судя по тому, куда добралось солнечное пятно на обоях, – день перевалил за вторую половину и дело уверенно идет к вечеру. Однако лихо поспал!

Это ж во сколько я лег?

Гнать в постель меня некому: отец безвылазно инспектирует гарнизоны, охраняющие границы нашей необъятной. Учитывая объявленный в войсках «оранжевый» уровень тревоги – дома он появится еще не скоро.

Ну а мать с сестрой принимают на даче принудительные солнечные ванны. Батя отправил их за город практически насильно, волевым решением главы семьи. Беспокоило его что-то в последние недели. Ходил все больше задумчивый и напряженный.

Я свое право на независимость отстоял, тяжелый взгляд отца выдержал. Крыть ему было нечем, ведь он сам не раз повторял: «Ты уже достаточно вырос для того, чтобы самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность».

Да, я могу проторчать всю ночь на балконе, залипнуть на диване с книгой или заиграться до рассвета на компе – никто слова поперек не скажет. Но утреннюю пробежку совесть отменить не позволит, да и тренер поблажки не даст. Скорее наоборот. Михалыч – дядька суровый, не признает он полумер. Либо закалит, либо сожжет. Жизнь на грани фола. И тяжело ему не столько без ноги, сколько без войны…

В квартире – полное ощущение нежилой пустоты. Порхает в тонком лучике света пыль, непривычная тишина давит на мозги. Кричать бессмысленно, но все же: