Дети богов
Шрифт:
Медленно, но верно я начал закипать. Еще не хватало ненароком прибить старикашку! Нет, ну в самом деле – с чего это старая ухмыляющаяся развалина взялась меня поучать? Да еще таким менторским тоном… и тут я сообразил, что от Иамена – а он был, если верить его словам, ненамного этого дряхлого призрака старше – я еще и не такое выслушивал. Неужели я и вправду расист, и чистота крови для меня важнее здравого смысла?
– Ладно, – сказал я, скрипнув зубами. – Оставим мой возраст в покое. Что вы хотели рассказать об Арнгриме?
– Арнгрим был полукровкой, – как ни в чем ни бывало, продолжал старикан, ничуть не напуганный моей вспышкой. – Старший из его сыновей, Ангантир, унаследовал силу. Второй по старшинству, Хьорвард, был
Я поморщился.
– Сладкая парочка.
– В те годы Ясень уже начал подсыхать, и Червь завелся у его корней. Господа Высокие решили, что время пришло. По их задумке, Ангантиру следовало перерубить ствол, а брат его Хьорвард готовился пожрать солнце. И так бы и произошло, если бы пряжу не спутал Черный Эрлик, в те времена именовавшийся Альриком Сладкоголосым. Заявившись на подворье сыновей Арнгрима, он столь красноречиво описал прелести прекрасной Ингреборг, что терзаемый волчьими страстями Хьорвард возгорелся желанием овладеть шведской принцессой. Вместе с братьями он отправился ко двору шведского короля и потребовал руки девушки. Однако та уже давно и верно любила Хьяльмара, самого смелого и достойного из королевской дружины. Отец предоставил девушке выбор, и, естественно, она предпочла героя волку. Что за этим последовало, вы слышали наверняка.
Ага, и не только слышал. Мелькнуло у меня перед глазами подземное озеро Хиддальмирр в отсверках белых кристаллов, маленький островок – мой собственный остров Самсо, место моей безнадежной схватки. Как пел я, сраженный предательским мечом, как плакала прекрасная Ингеборг и как падала замертво… Вот, значит, оно как. «История повторяется, Ингве», – как будто шепнул мне на ухо знакомый и ненавистный голос. Она, сука, повторяется всегда.
Наверное, я задумался слишком глубоко, потому что старик обеспокоенно кашлянул.
– С вами все в порядке? Я чем-то вас оскорбил?
– Не вы, Отто, не вы. Вам не кажется, что судьба – редкостная потаскуха?
Он поразмыслил над ответом, как будто я задал ему серьезный вопрос.
– Нет, не кажется. Мне кажется, что судьба оберегает нас от необдуманных поступков.
– Ага. Например, от того, чтобы срубить загнивающее дерево и разобраться с этой херней навсегда.
Отто посмотрел на меня печально.
– Юношеский максимализм никого не доводил до добра. То, что вы называете херней, мой странно похожий на Карла гость – это миллионы, миллиарды жизней. Это счастливая улыбка роженицы, это радость старика на прогулке, когда снег похрустывает под ботинками, гомонят снегири и кажется, что перед тобой не два-три последних года, что впереди – еще вся жизнь. Это первые шаги ребенка и первые слова, и творения Гауди и Ботичелли, и фрески Джотто, и взгляд на планету из космоса, и осенний лес, и крик ворон, и ветер, несущий к западу тучи, и озеро на закате… вам не жалко будет все это уничтожить одним ударом клинка?
Я подумал. И честно ответил:
– Нет. Не жалко.
Старик со скрипом отодвинул стул и поднялся.
– Тогда нам не о чем больше говорить. Я прошу вас покинуть мой дом.
Однако меня уже опять понесло.
– А если нет? – осклабился я в лучшем стиле Гармового. – Если не покину?
– Чем вы можете меня испугать? – улыбнулся старик. – Я видел такое, молодой человек, что вам и не снилось в самых страшных кошмарах.
– Что вы знаете про мои кошмары?! – заорал я. – Вам приходилось стоять по колено в гнили, дышать гнилью и рубить, рубить бесконечную гнилую тварь? Вам приходилось видеть червей, копошащихся в ране? Вы со своим некромантом, вы этого хотите – чтобы все ваши рассветы, закаты и первые улыбки превратились в гнилье?
Отто стоял, тяжело опираясь на трость, скрестив на набалдашнике руки, ладонь левой поверх перчатки на правой. На мои вопли он ответил:
– Знаю больше, чем вы думаете.
Помолчав немного, хозяин снова сел на стул. Подвинул кофейную чашку и, не глядя на меня,
– В молодости это трудно понять. Молодость тянется к свежести и силе, однако мир состоит и из многих других вещей. Гниение – процесс естественный. Все мы когда-нибудь удобрим эту землю, чтобы на ней смогли взойти новые семена.
Я взял себя в руки, хотя рот мой все еще кривился в оскале.
– Я не тороплюсь. А вот вы, Отто, только что чуть не удобрили. Если ваш дружок так заботился о вашей безопасности, что же он вас не предупредил о моем визите?
Старик неожиданно улыбнулся.
– Он предупреждал. Он очень настойчиво просил, чтобы я переменил адрес и, желательно, имя. Весьма подробно описал вашу внешность. Иначе как бы, по-вашему, я понял, кто вы такой? Я не чтец рун и не гадатель по птичьим внутренностям. После той ночи в монастыре, когда Йозеф с мечом спустился в крипты и долго не возвращался, и мне казалось, что все духи ада собрались поплясать на монастырской крыше… А потом часовня и вовсе обрушилась, и я решил, что он погиб там, внизу, и уже собирался, сам едва живой, лезть его откапывать… После этого я вообще постарался завязать со сверхъестественным.
– Ага, но от лечения все же не отказались?
Он медленно покачал головой.
– Йозеф меня не лечил.
Я недоверчиво хмыкнул:
– А как же?..
– Не знаю. Так вот само получилось. Нет, не подумайте – он мне предлагал, предложил на второй же день. Йозеф быстро принимает решения. Понимаете, Ингве – вы позволите называть вас этим именем? – хорошо. Так вот, Йозеф, в сущности, не намного мудрее и старше вас. Ему кажется, что он превосходно разбирается в людях, и он с большой неохотой изменяет свое начальное, порой слишком поспешное мнение. Эта ошибка, свойственная всем, да простится мне такой эпитет, манипуляторам. Для них очень важно отнести человека к определенной категории, это ведь сильно упрощает их работу. Однако большинство людей не укладываются в рамки любой классификации. Например, Йозеф, кажется, до сих пор не знает, что в первую ночь, когда мы заночевали на сеновале одной доброй крестьянской семьи, я почти решился его убить.
Мой смешок был еще более недоверчивым.
– Да, Ингве, да. Он заснул, а я вытащил пистолет и наставил ему прямо вот сюда…
Старик ткнул пальцем в собственную переносицу.
– Я ведь не такой уж Фома Неверующий. Он представился мне проводником, показал документы. Его рекомендовал мне один старый знакомый, подвизающийся в организации под названием «О.Д.Е.С.С.А.», я не имею в виду советский портовый город…
– Я знаю, – нетерпеливо перебил я.
– Так вот, пообщавшись весьма короткое время со своим так называемым проводником и разглядев как следует его лицо, я быстро припомнил рассказ бедного Дитриха. Господи, как я пожалел тогда, что так плохо обошелся с Дитти! Бедняга пытался меня предупредить, он рассказал мне чистую правду, а я не поверил и смотрел на него, как на труса, паникера и предателя. Я пробовал его потом найти, чтобы извиниться, но он опять бежал и спрятался где-то столь тщательно, что отыскать его мне не удалось…
Мне надоело слушать покаяние старца, и я довольно резко напомнил:
– Йозеф Менне, сеновал…
– Ах, да. Так вот, я быстро сообразил, с кем имею дело. В тот первый день мы отмахали немалое расстояние – я почему-то почувствовал себя намного лучше. Наверное, меня окрыляла близость цели. Добавлю, что я всюду носил с собой ампулы с морфием, чтобы облегчить боли. Когда я сообразил, что спутник мой и есть тот самый зловещий колдун, я незаметно подлил морфия в его кружку с молоком, которым нас угостили хозяева. Он очень быстро заснул. Я не решился споить ему весь морфий. Обезболивающее ведь могло понадобиться мне самому, поэтому я не был уверен, что господин колдун опочил навсегда. Я вытащил пистолет, у меня был тогда старый револьвер системы «Смит-Вессон», проверил патроны, навел на лоб Йозефа и взвел курок…