Дети Брагги
Шрифт:
Он вдруг сообразил, что рука у него начинает неметь от боли, каменные бороды, носы вдавливались, впивались в сжимающие жезл пальцы.
Случайность или предательство?
— А это, что, тоже твоя выдумка, Грим, скальд Локи? — заставил себя улыбнуться конунг Вестмунд.
— Нет, — с самым невинным видом ответил Грим. — Мотив придумали они сами.
А может, лишь он один слышал те дурные, страшные слова? Вес всем своим существом уцепился за эту призрачную надежду.
— Глен сказал, это… — ненавистный скальд прокаркал что-то совершенно невообразимое. — Если я верно это произношу, — и, рассмеявшись, повернулся к Гвикке.
— Хуже
— А значит это «Все змеи ушли из Эмайн», — как ни в чем не бывало продолжал Грим.
Бранр, услышав это, отвернулся, чтобы скрыть разбиравший его смех: если не к самой мелодии, то уж к ее названию точно приложил руку сын Эгиля.
Просторная горница была залита светом из точно ориентированных по сторонам света широких окон, с воткнутых по углам ее копий свисали гроздья тисовых ягод. Яркий светлячок, будто символ целительных яблок в начале лета. К полудню здесь собрались почти все члены Круга детей Брагги, что были тогда в Фюркате: Лысый Грим — скальд Одина, Торольв и Гранмар — скальды Тора, Амунди Стринда — скальд целительницы Идунн, пришли и другие: Гундбранд Шишка, навигатор, умеющий пролагать путь по звездам, и корабел Ивар Белый — скальды Ньерда, аса морей, Хальвдан Летописец, скальд Тюра. Скальдрек, толмач, и Бранр Хамарскальд скальды Хеймдаля, и скальд светлого Фрейя Ванланди, и многие другие. Не хватало лишь отправившихся к устью Фюрката навстречу Гутхорму Домари Эгиля и его сына Грима.
Кроме посвященных, на скамьях Круга сидели еще два человека: гаутрек Карри Рану из рода Асгаута и пленник, беглый раб, а впоследствии форинг вольной морской дружины Гвикка Ирландец.
Лавки от стен горницы были отодвинуты, образуя круг, внутри которого подле жаровни с огнем Локи меж половиц держалось серебряное копье Одина. Каждый из скальдов, глядя на них, думал, что мало кому под силу взять на себя тяготы Одинова копья, а что до скальда Локи, то он был лишь один, и многие, как это не раз бывало на их собраниях последних лет, радовались про себя его отсутствию.
— Настало время, — обведя взглядом собравшихся, заговорил Ванланди, решить, что мы делаем дальше.
Ответом ему были безмолвные кивки в знак согласия — эти люди редко говорили без нужды.
— Всем нам известно, что конец истории не Асгарда, а нашего мира, хельмскринглы, круга земного не предопределен. Но Убби из Каупанга было видение о том мире, который возможен. Видение о мире, где бог христиан встанет надо всеми. Где на тысячу лет люди будут отданы во власть его жрецов. А в конце, в конце этих тысячи лет, хельмскринглу ждут пожары и голод. Об этом поведано нам в прорицании древних. И на протяжении всего этого тысячелетия бороться эти жрецы единого бога станут за то, чтобы сохранять людей такими, как они есть. Станут говорить им о том, что следует позабыть о мире этом и обратить свои помыслы к миру грядущему.
Как будто исход Рагнарек — битвы богов и людей с великанами — уже предрешен. — Ванланди с каменно-суровым лицом оглядел Круг скальдов. — Казалось бы, именно об этом и говорится в прорицании вельвы. И все же каждому из нас являлись в видениях погибшие в битвах, чтобы сказать, что ушли они не пировать и биться под стенами Вальгаллы, а в свой черед охранять Вечный ясень и Фенрира Волка. С незапамятных времен наши родичи знали, что в день последней битвы погибнут асы. Но время течет,
И вновь согласные кивки собравшихся.
— Не стоит ли предположить, что Один призывает к себе все больше воинов, пополняя дружину?
— Зачем? — прервал его Скальдрек, скальд Хеймдаля. — Неужели охраняя Стержень мира и Фенрира, пополняя дружину, Всеотец рассчитывает победить?
— Сколь бы ни было велико Одиново воинство, все оно поляжет на поле Вигрид, — согласился с ним Ивар Белый.
— Оглянитесь вокруг! — возразил Ванланди. — Возможно ли, что слова из пророчества о Гибели Богов, те, где говорится, что:
Братья начнут биться друг с другом,родичи близкие в распрях погибнут;тягостно в мире, великий блуд,век мечей и секир, треснут щиты,век бурь и волков до гибели мира;щадить человек человека не станет.— Каждое из поколений, — уже спокойнее продолжал он, — полагало, что оно живет в тот самый «век волков и секир». Однако сейчас нам угрожают воины с крестом на груди, но призывающие к себе Всеотца.
Не значит ли это, что «братья начнут биться друг с другом»?
— Прежде всего необходимо выяснить, кто именно защищает эти рати волшбой. — Вдохновенные речи скальда Фрейра вновь были прерваны. На этот раз раздался голос Гранмара. — И как, если неизвестно, можем ли мы полагаться на дары Всеотца, если ас асов обернулся к нам Бельверком? Я говорю о рунах.
Повисло молчание.
— Грим Квельдульв, — произнес наконец витавшее в воздухе имя Скальдрек. Но кто знает, чего от него ждать?
— Бессмысленны речи о ненадежности Грима, важнее другое — на что он способен. Сознаюсь, в Том мире сам я видел сына Эгиля лишь однажды, видел его в ту ночь и еще один из нас. — Ванланди повернулся к целителю.
— Я пробовал на себе в тот день новый отвар, — сокрушенно признался Стринда, — но истинность моего знания подтвердить может и Ванланди, который тоже был там. — Целитель обернулся к скальду Фрейя, на что тот кивком предложил ему продолжить. — В ту ночь, своего посвящения, когда Грим завис меж двух миров…
«Неужели он скажет, что они действительно видели Грима волком», испугалась Карри.
— Нет, это было на острове у жестокого конунга, — улыбнулся целитель, и Карри Рану в который раз подумала, что, что бы ни говорили скальды, но скорее всего они умеют читать мысли собеседника. — Мы видели его Велундом, властителем альвов.
Велунда пленил конунг Нидуд. Властителю альвов подрезали сухожилия и оставили на острове Стиварстед, чтобы он ковал там драгоценности Нидуда. Но Велунд заманил к себе в кузню сыновей конунга, убил их, сделал чаши из их черепов, глаза вправил в кольца, а из зубов сделал пряжки, а потом подарил эти украшения конунгу. Он заманил в кузню и дочь Нидуда и взял, одурманив пивом.
— Зачем? Если он все равно остался узником? — удивился Гвикка. — Если он все равно не мог бежать?
— Что ж, ты можешь и не знать всех многих наших легенд. — Однако в голосе Ванланди прозвучало неподдельное удивление. — Велунд бежал. Улетел в небо на железных крыльях, какие тайком выковал в своей кузне, улетел, громко смеясь над теми, кто считал его увечным.