Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
Шрифт:
– Нет. Ты ж понимаешь, в каждом конкретном случае нужно действовать по-разному. Я бы поднажал на окружение объекта. Всегда найдется пара-тройка завистников, готовых рассказать, всё, что знают… Но это не всегда помогает…
– Вечно от тебя никакого толка! – возмутилась я, – Ладно, не будем палить юниты.
– Пока?
– Пока, – я невольно вздохнула, и снова язык заворочался сам, произнося совершенно не запланированные мною тексты, – Подожди… Опер… Ты, это… Звони, если что…
Когда-то давно Жорик работал в милиции. Помимо плохого характера и отсутствия всякого гуманизма, от прежней работы Георгий
– Дача и доча – две главные беды и два главных увлечения в моей жизни, – самоотреченно заявляла мама, подразумевая под «дочей» мою младшую сестру Настю. Двенадцатилетняя Настасья, надо заметить, за последние годы значительно переплюнула дачу в смысле отбирания родительских сил и нервов.
– Ничего не поделаешь, – серьезно заявляла Настасья на подобные излияния, – У меня переходный возраст. Терпите.
Стоит самокритично заметить, что, я, вместо воспитательных позывов, испытывала к Сестрице в такие моменты искренний интерес. Подобно тому, как любопытно отслеживать превращение гусеницы в куколку, а потом в бабочку, так же забавно наблюдать, как набор природных инстинктов и вколоченных взрослыми истин постепенно видоизменяется, перевоплощается в личность и принимается самоутверждаться. Конечно же, должно пройти время, прежде чем новоявленный самостоятельный человечек поймет, что самоутверждаться на окружающих, хоть и проще, но менее действенно. Видимо, это время и называется у нас переходным возрастом.
Конечно же, приехав, я застала очередной воспитательный процесс.
– Нет, дети – вредители по своей природе! – радостно кинулась ко мне мама, осознав, что теперь ей есть кому пожаловаться на сестрицу, – Просила её полить цветок, она телевизор полила!!!
– Может, она промахнулась, – невольно вступилась за сестру я.
– Не поверишь, – мои слова мама, по привычке, оставшейся еще со времен моего переходного возраста, игнорировала, – Она, видите ли, решила покружиться… В середине комнаты и с лейкой в руках.
В этот момент на крылечке дачи предстала виновница торжества.
– Катюша! – радостно завопила она и с победным кличем диких индейцев кинулась мне на шею, – Не обращай на маму внимания, – шепнула она мне на ухо, молниеносно оказавшись рядом, – Она всё, как и положено в её возрасте, преувеличивает.
– Настасья, а что, Даша и тебе тоже решила сменить имидж? – глядя на массу тоненьких косичек, заплетенных в волосах сестрицы, я поразилась Дарьиному трудолюбию. Это ж сколько надо было плести???
– Почему Даша? – Настасья неприязненно насторожилась. Настя с Дашей были давними, как сами они говорили, друзьями. Всё ранее детство девочки жили в одном подъезде, а ныне учились в одном классе. В общем, Настя с Дашей были очень дружны.
– Я была в гостях у Шурика и Силенских, – не подозревая о предстоящей катастрофе, честно сообщила я, – Дарья решила поиздеваться над Викторией и сменить ей имидж. Мам, представляешь нашу взрослую Викторию с негритянской прической?
Настасья нехорошо побледнела.
– И что? – стараясь держать себя в руках, спросила она, – Тонкие ли косички на голове у тёти Вики заплела Даша?
Мама за спиной у Настасьи отчаянно показывала мне, что нужно отвечать. Но я, как назло, не вполне поняла, что
– Тоньше не бывает, – заверила я сестрицу.
– И тут она успела! – еле сдерживая слезы, выпалила Настасья, – Мама, мы немедленно расплетаемся!
Похоже, наших девочек посетил дух соперничества.
– Нет! – закричала мама, – Я чуть с ума не сошла, пока плела все это мероприятие. Поражаюсь, как ты меня заставила на такое сподобиться… А теперь еще и расплетать??? Послушай. В конце концов, у тебя ведь одинаковая прическа не с Дашей, а с тётей Викой. Этого никто из твоего класса не узнает…
– Даша узнает, – трагически прищурилась Настасья.
– Ничего не понимаю! – честно сообщила я, но они от меня только отмахнулись.
Следующие полчаса я истерично доказывала Настасье, что иметь такую же прическу, как у матери одноклассницы – занятие совершенно не постыдное. Мама что-то рыхлила на огороде и тихонько посмеивалась, наблюдая наш диалог. Как истинная женщина, она умудрилась легко умыть руки, заявив, что, принесшему плохие вести гонцу и голову с плеч, то есть, раз я Настасью так расстроила, так вот пусть я с её косичками и разбираюсь. На тридцатой минуте разговора я пообещала постричь сестру налысо. Настасья обиделась и ретировалась в свою комнату. Страдать и спасать голову от остригания. Наконец-то я могла заговорить об интересующих меня вещах. Мы с родительницей торжественно уселись в новой, буквально вчера достроенной отцом, беседке.
– Замечательная у вас беседка, – начала я, решив предварительно подлизаться.
– Ой, не напоминай, – польщенно отмахнулась мамочка, – Честное слово, я просила всего-навсего поставить во дворе небольшую скамеечку…
– Отец, как всегда, перестарался? – я развеселилась, оглядывая творение родительских рук. Огромный дощатый стол и две скамейки, больше похожие размерами на односпальные кровати, возвышались на асфальтированной площадке.
– Как видишь. Подозреваю, у него гигантомания. Всё, что бы он ни делал…
– Не всё! – возмутилась я.
– Ну да, – мама улыбнулась, извиняясь, – Вы с Настасьей, безусловно, исключение. Видимо в компенсацию за то, что вы такие мелкие, всё остальное, что он делает, получается несколько великовато…
– Эх, теперь понятно, в кого я такая максималистка, – тяжело вздохнула я и решила, наконец, рискнуть, перейдя к делу.
– Дорогая, мне нужна твоя помощь, – хором произнесли мы с мамочкой, пристально глядя в глаза друг к другу.
– Отлично, значит, предлагаю баш на баш, – радостно сообщила мама, в общем-то, озвучивая мои собственные мысли.
– Ты первая, – стараясь не терять делового тона, заявила я.
– Нет уж, – мамочка, к сожалению, отличалась редкостной проницательностью, – Судя по всему, ты, как обычно, потребуешь от меня чего-нибудь невозможного. Исходя из твоей просьбы, я решу, чего потребовать от тебя взамен. Простой перевозкой вещей ты уже точно не отделаешься…
В предыдущий раз я всерьез о чем-то просила мамочку десять лет назад. Просила я тогда об одной очень простой вещи: оставить меня в покое и не вмешиваться. Мама до сих пор считала, что я потребовала тогда подвига, и теперь воспринимала настороженно любое заявление о том, что мне нечто нужно. Меня подобная постановка вопроса не устраивала.