Дети Дня
Шрифт:
Миновало два дня с тех пор, как перейдя знаменитый Белый мост через великую Анфьяр они покинули Южную четверть и вступили в Западную или Королевскую, выйдя на Королевское Кольцо — великую дорогу, проходившую через Столицу и все Четверти. Обычно по ней король совершал свой объезд раз в году, подтверждая союз с землей, чтобы наполнить ее своей силой, обеспечить порядок, плодородие и неизменность существующих вещей.
Постепенно опасные леса отступали к востоку, к далеким не видным отсюда Холмам, уступая место рощам и перелескам, разбросанным тут и там усадьбам, деревушкам и городкам.
А через пару дней поезд Блюститель Юга свернул на запад, в долину Синтара, по дороге в Синту Благоуханную. Это была хорошая дорога — насыпная, покрытая белым кварцевым гравием, сверкавшим на солнце как сахар на печенье. В широкой пологой долине лениво извивался Синтар, разливаясь красивым озером. На его другом берегу на невысоком пологом холме стояла Синта, а вокруг нее зелень лугов сменялась алым, белым, синим, желтым — здесь выращивали цветы для знаменитых ароматов Синты. Сюда привозили душистое сырье даже с востока и юга, потому как только здесь мастера умели извлекать из них ароматные эссенции и смешивать их с изумительной тонкостью и искусством. Ароматы Синты Благоуханной славились во всему миру, и даже в Холмах, как говорили.
По озеру скользили лодки и небольшие парусные суда, поднявшиеся по Синтару от морского побережья. Южный, более высокий берег куда хватало взгляда покрывал дубовый лес — Олений лес. Именно там, говорят, король Йенда на охоте случайно застрелил свою жену — белую олениху, деву Госпожи Леса. Так что с тех пор в этом лесу короли не охотились, но посещали его в особые дни. И один раз — незадолго до Середины лета, как раз в годовщину той самой охоты.
Тианальт подумал — а вот кем назвать эту деву-олениху? Это тварь или кто? Точно уж не человек… Никогда не задумывался.
Блюститель Юга велел поставить шатры на берегу озера и поднять свой штандарт цвета вечернего солнца. Он велел достать из сундуков подзорную трубу, год назад приобретенную за большие деньги в Столице. Вирранд почти никогда с ней не расставался, как ребенок с любимой игрушкой. Синта была видна как на ладони — красивый город за белыми изящными стенами, украшенными кружевными парапетами. Красные крыши тоже обрамляли ажурные парапеты с затейливыми украшениями. Высокие стрельчатые окна, резные башенки, словно летящие вверх. Красота невозможная! Рассматривать город можно было до бесконечности долго.
«Построю в Уэльте дом — сделаю такие же окна. И парапеты», — решил Вирранд.
Юный Танниэльт помчался в Синту, оповестить наместника о госте, и тот вскоре прибыл на красивой ладье, над которой трепетал стяг Синты — зеленый с белым цветком. Наместник, высокий, чернобородый Эса-Ришта Давеньяльт, степенный и статный, понравился Анье. Был он любезен и учтив, и пригласил Вирранда с сестрой остановиться в своем доме, но Вирранд сказал, что ему любо стоять под открытым ночным небом, потому как погоды стоят чудеснейшие, а луга Синты славятся своей красотой и ароматом цветов. Наместник благосклонно принял приглашение Вирранда посетить его шатры вечером и обещал прислать слуг, вино, факелы — все, что понадобится.
Эти
И эта иная жизнь была, была на самом деле, не в книжке! Все, о чем писали в романах — это было на самом деле, сейчас, для нее!
Это для нее цветные шатры стояли на высоком берегу над Синтаром. Это для нее по Малому озеру приплыли из Синты лодки, украшенные цветами. Это для нее играют музыканты. Для нее готовится праздник, и для нее служанки достают из сундука оставшееся от матери «золотое» платье — редкость необыкновенная! За локоть переливчатой легкой ткани из нитей моллюсков, что водятся только на Закатных островах, платили как за породистого коня. И теперь она его наденет! И золотистый редкий жемчуг наденет!
А горничные заплетали ей волосы в тысячи косичек, унизывая их колокольчиками и сверкающими бусинками.
Ветер летел в пронзительно-синем небе, теплый, веселый ветер, трепал пестрые стяги. Ветер, полный запаха цветов и травы, птиц и стрекоз. Олений лес пел и шептал над водой, и все было настолько прекрасно, что сердце весело прыгало в груди и хотелось петь и прыгать самой.
— Ах, братик, братик! — мурлыкала Анье, стискивая руки на груди от невыносимого счастья и предвкушения какой-то огромной, невероятной радости.
А среди шатров играла музыка, суетились слуги, расставляя столы и втыкая в землю факелы, накрывая тканями лавки и устанавливая навес над сиденьями правителя, наместника и Анье Тианаль.
Вирранд не верил своим глазам. Анье была почти красива. Да нет, просто красива! Конечно, она же Тианаль! Она не может быть дурнушкой. Он самодовольно поглаживал усы и смотрел по сторонам — все ли восхищаются сестрицей?
У Анье кружилась голова. Вот точно так же прекрасная Сейдин вместе со служанками вышла как-то собирать цветы в день солнцеворота, и ее увидел Ойсора и забыл свою невесту. Анье не понимала, что с ней творится — то хихикала по-дурацки, то плакала от странной тревожной истомы. Две верные служанки — такие же юные — смеялись и плакали вместе с ней. Анье соорудила венок и надела его на голову Ройне, а потом та бросила его в воду, и все три девушки смотрели, как ветер его несет к лесному берегу. Их лица отражались в ровной озерной воде. Порыв ветра поднял рябь и стер картину, оставив только размытые тени на воде.
Наместник прибыл ближе к вечеру, когда круг солнца растекся золотой полосой над лесом. Вот тут и началось самое прекрасное! Брат взял Анье за руку и подвел к наместнику, красивому чернобородому мужчине средних лет. Тот поцеловал ей руку, и у Анье голова пошла кругом — как в сказках! Как в романах! Кругом красивые, богато одетые утонченные люди, изящные манеры, музыка, теплая прекрасная ночь — ведь это мечты наяву! Это же счастье!
Не доставало лишь таинственного прекрасного незнакомца и куртуазного приключения.