Дети Дня
Шрифт:
А в книжках были яркие красивые миниатюры. Там на холмах стояли тонкие и хрупкие, как раковины, замки. Там все люди были изящны, звонки и чисты, в небесах летали белые птицы, в лесах гуляли стройные олени и единороги, и все было чудесно и прекрасно. Словом, надо было непременно бежать. Ведь в книгах не могут писать полной неправды, как бы брат ни ругался на «дурацкие выдумки», в них обязательно есть хоть чуточку правды!
Вопрос был только в том, как незаметно выйти из замка. Нянька не спускала глаз со своего непутевого сокровища — брат прибьет всякого, кто допустит, чтобы с сестрой что-нибудь случилось.
Надо было измыслить способ и сбежать. В лес. Почему в лес — она не знала, просто сразу как-то пришло решение — в лес. Лес близко.
Так вот она и попросит Ифу! Он обязательно поможет! Анье даже запрыгала от радости — конечно, Ифа!
Ифа был местным дурачком, прижитым кухаркой от покойного Арьена Тианальта. То есть, по отцу он приходился братом Анье и Вирранду. Может, потому его и держали в замке, не приставив ни к какому особому делу — так, убогонький при кухне. Ифа был тоненький, белый, как юноша с миниатюры в книге. С большими голубыми глазами в длинных темных ресницах, как у Вирранда — только у Тианальта в них был холод, а у Ифы — голубое безоблачное летнее небо. Бездумно-улыбчивое лицо с нежной румяной кожей. «Прям девочка», — умилялись все служанки в замке. Мало какая из них не вычесывала нежно вшей из светлых его прядей, пока Ифа сидел на полу, покорно положив голову женщине на колени и смотрел в одну точку, улыбаясь, словно видел что-то, одному ему доступное и понятное. Говорили, что убогенького ни один зверь, ни одна тварь не трогает, и что ходит он в лес, в белой своей длинной рубашечке ничего не боясь, совсем босенький. Как он выходит из замка и как возвращается — никто не следил. У убогих свои пути. Вот с ним и надо поговорить. Пусть выведет к лесу.
За Ифой никто никогда не следил и не искал его, он всегда «вот только что тут был». Так и сейчас Анье все отвечали. «Где-то тут был, барышня, только что». Никто не спросил — зачем он ей. Что убогонький, что собачка.
Ифа нашелся на птичьем дворе. Он сидел на корточках, улыбался и гукал — разговаривал на своем языке с бледно-коричневыми курами. А те рылись в песке, дергано вертели головами и квохтали о чем-то своем. Стоял полдень, в это время странным образом клонит ко сну и безделью. Говорят, в такое время полуденные твари крадут детей и выпивают у коров молоко. В такое время все вроде как и по делам, а нигде никого не сыщешь, и никто за тобой не следит, потому, что барышня «вот прямо сейчас где-то тут была».
— Ифа! — позвала Анье.
Убогий медленно поднял голову, все еще улыбаясь. Ноги его были грязны, под ногтями — черные полоски. Но почему-то он не был противен. «У него мысли не воняют», — вдруг подумала Анье и сама себе удивилась. Ну не дурно ли — плохо думать о людях? А ничего поделать с собой она не могла.
— Ифа, ты знаешь дорогу в лес? — она говорила шепотом.
Убогий не сразу, но кивнул.
— Ты отведешь меня? Чтобы никто не видел?
Ифа все смотрел на Анье своими безмятежными пустыми глазами.
— Ифа, миленький, мне очень-очень надо! Злые люди…
Убогий заволновался, засуетился, брови запрыгали на его лице и задергались, он загукал.
— Так отведешь?
Ифа закивал, схватил Анье за руку и потянул за собой.
— Прямо сейчас?
Это было уж слишком скоро. Она не была готова прямо сейчас. Ифа умоляюще поднял брови, еще крепче стиснул руку Анье.
И Анье пошла.
Ифа шел лестницам вниз, как облачко тумана, словно бы скользя над засыпанным мусором и обломками полом. Они спустились к колодцу, затем вышли в подземелья Сквозь провалы в потолке проникало полуденное солнце и в колоннах его лучей кружилась вековая пыль. Ифа-облачко скользил сквозь эти колонны, исчезая в тени и возникая снова, словно он был бестелесным. Анье была так заворожена этим зрелищем, что просто шла, не замечая дороги и, и когда они вдруг оказались в лесу, она не сразу
Они шли уже долго. Очарование рассеялось, и Анье начала уставать. Было жарко, влажно и душно, Анье спотыкалась на корнях и скользила на поросших мхом камнях. Вокруг зудели насекомые, в лицо бросалась липкая паутина, а Ифа все скользил впереди, постепенно удаляясь. Анье упала.
— Стой! Подожди! — задыхаясь, крикнула она, но Ифа словно не слышал. Он уходил все дальше, растворяясь среди деревьев, как клочок тумана.
— Ифа!!! — снова закричала она.
Тишина. Даже эхо не было. Анье начала осознавать звуки леса. Жужжание насекомых. Шелест травы. Перекличка птиц. Где-то в верхушках шумел легкий ветер, наверху проползали ленивые облака, волоча за собой по земле легкие тени. Земля была сырой.
По подолу Анье пополз какой-то жук, большой и цеплючий. Анье взвизгнула. И вот тут на нее вдруг напал страх. Огромный страх. Все изменилось. Деревья обступали ее со всех сторон. В темноте леса пряталось что-то неведомое, следило из-под ветвей. Пауки медленно ткали свою паутину, чтобы бросить ей в лицо, мошкара злобно жужжала, готовясь облепить ее с ног до головы и выпить всю кровь. Она в панике огляделась по сторонам, увидела небольшой просвет и бросилась туда сквозь подлесок, всхлипывая и подвывая. Это была маленькая полянка, посередине которой возвышалось груда валунов в два раза выше Анье. Она не понимала, чего боится, но страх был уже неодолим, он нахлынул волной, и Анье заскулила от ужаса и села на землю, потому, что ноги вдруг перестали ее держать. Заложило уши, закружилась голова, в глазах потемнело. Это кто-то явно подкрался сзади и заглатывает живьем. Какая-то лесная тварь. Анье из последних сил отчаянно завопила, и перестала ощущать хоть что-нибудь.
— Где она? — рычал Вирранд. — Где эта дура? Сестра где? Перевешаю!!
Никто не мог ничего сказать. Наконец, кто-то вспомнил, что она вроде как спрашивала про дурачка Ифу.
— Найти этого…, — почти лишившись от ярости голоса, проклокотал Вирранд. — Найти.
Когда Анье пришла в себя, первое, что она увидела, была огромная уродливая голова какого-то чудовища. Она заорала. Голова исчезла. Лишь мгновение спустя она поняла, что это был кузнечик. По ее платью ползали муравьи, в волосы набился всякий мусор. Анье, брезгливо отряхиваясь, забралась на валун. Тени уже стали длиннее. Понятно было, что в лесу стемнеет быстрее. Анье подумала, что если она заберется на валуны, то вдруг можно будет увидеть Тиану? Ведь не могли они далеко уйти.
Пыхтя и постанывая, она стала забираться наверх. Валуны были теплые и гладкие. Взобравшись чуть повыше, она увидела с другой стороны выемки, прямо ступеньки по которым уж куда сподручнее было бы подниматься. Словно кто-то нарочно их сделал. А, может, и нарочно. Может, лесная стража. Они же охотятся на лесных тварей, когда тех становится чересчур много и начинает гибнуть слишком много народу.
Анье поднялась наверх.
И увидела человека. Он сидел в тени самого верхнего камня, как у подножия трона, и смотрел на нее. Он не шевелился. У него была очень белая кожа, одежда на нем была темная, коричнево-зеленая. В руках он держал лук и две стрелы. Темный, такой неподвижный, он мог бы слиться с лишайниками, богато покрывавшими камни. Особенно если смотреть издали.
— Вы… кто? — тихо спросила она, словно пробуя голос.
Человек не ответил. Взгляд его стал удивленным. Он по-прежнему не шевелился.
— Почему вы не отвечаете? — ей потихоньку снова начинало становиться страшно.
— Ты меня видишь, девушка? — недоверчиво спросил тот, как-то странно выговаривая слова.
— Да, сударь, — удивилась Анье. — Вы из лесной стражи? Отведите меня домой, будьте любезны. Я Анье Тианаль, — для пущей важности добавила она.
— Ты либо очень отважна, либо непроходимая дура, — ответил мужчина некуртуазно.