Дети дупликатора
Шрифт:
— Спасибо, — поблагодарил Сиверцев и вздохнул. — Не могу сказать, что ты безвозвратно развеял мою тоску, но…
Что «но» Ваня так и не сформулировал и начатая им немного театральная фраза так и осталась неоконченной. Дед уточнять не стал, он всё понимал и без красивостей.
— Филиппич уже почивает? — поинтересовался Сиверцев.
— Вряд ли, он ночью отпочивал. Старики спят мало.
— Да какой он старик, — фыркнул Сиверцев. — Тридцать семь всего. Эдак ты и меня в старики запишешь.
— Тут не в возрасте дело, — философски
— Ну, в общем, да, — согласился Сиверцев.
Он уже набрал в грудь воздуха чтобы развить мысль, но тут заметил, что Дед неотрывно глядит на центральный монитор внешней стороны. Неотрывно и пристально. Взглянул и Сиверцев. К заимке приближались гости.
— Ваня, — деревянным голосом сказал Дед. — Давай-ка ты к себе…
И в рацию:
— «Гнездо»! Подвахта! Полундра, гости! Минимум четверо, идут открыто на ворота!
— «Гнездо» принял, — тут же отозвалась рация — Вижу их.
Соскальзывая по лесенке вниз, на плац, Сиверцев отметил хищно шевельнувшийся ствол пулемёта на крыше башенки. От караулки уже неслись, дробно топоча по бетонным плитам, Филиппыч, Санечка и Потап, а от входа в башенку — Ткачук и Фалинский. В «Гнезде», то бишь основной огневой точке на крыше заимки, по обе стороны от пулемёта торчало по каске, значит туда подкрепление к единственном дежурному уже прибыло. Одна из касок нависала над полевым биноклем.
«Кого ж это несёт? — подумал Сиверцев, по-тараканьи ныряя в сумрачный предбанник. — И чего это вояки так всполошились? Может, просто сталкеры торгануть наладились».
Сталкеры иногда наведывались на заимку слить простенькие артефакты, которые неохота таскать по Зоне и лучше сразу же продать по дешёвке, но освободить рюкзаки для чего-нибудь более ценного. Скупкой подобного барахла в эту вахту заведовал Альберт Рахметян. Казённые фонды для покупок были, ясное дело, зело тощие, поэтому ничего серьёзного сталкеры учёным не предлагали. Но даже каким-нибудь незатейливым каплям, медузам или бенгальскому огню учёные были рады — необычные свойства артефактов часто использовались в экспериментах и можно было без обиняков сказать, что являлись серьёзным подспорьем официальной науке в деле изучения тайн Зоны Чернобыльской АЭС.
Колюня всё возился со своими слайдами. При виде вломившегося в лабораторию взъерошенного Сиверцева он медленно выпрямился в кресле и вопросительно уставился на коллегу.
— Ты чё рацию не слушаешь? — кинул ему Сиверцев. — Гости! Вояки переполошились, словно на нас полк марширует.
Бортко без слов потянулся к рации, торчащей из стакана-зарядника, и включил её.
— …ещё двое! Как понял, приём? — пролаяла рация голосом Филиппыча.
— Вас понял, наблюдаю! — отозвался то ли Ткачук, то ли Фалинский — Ваня не разобрал кто именно.
— Чего там? — испуганно справился Колюня. — Стрельба грядёт?
— Да хрен его знает! Я к Деду на ворота влез. Он на мониторах и отследил, гостей-то. Говорит —
Колюня неразборчиво выругался. Не любил он подобных сюрпризов, справедливо ожидая недоброго от любой мелочи. Зона есть Зона, чтоб её, никогда она не бывает доброй. Рация долго молчала.
— А давай-ка на шестнадцатый! — осенило вдруг Сиверцева. — Хрен ли наших слушать-то…
Внутренним каналом военсталкеров и институтской охраны служил девятый, поэтому рации на заимке на него обыкновенно и настраивали.
Колюня сноровисто потыкал пальцем в кнопки; рация несколько раз пискнула. Спустя несколько секунд раздалось шипение — кто-то нажал на тангенту, но говорить почему-то не торопился. Раз, другой. Потом всё же заговорил:
— Внимание! Группа, приближающаяся к полевому посту ноль-четыре, назовите себя! Говорит начальник охраны капитан Гурьев.
Капитан Гурьев, в обыденной жизни — Филиппыч, запрашивал гостей спокойно, несуетливо, но так, что без уточнений чувствовалось: командует он не бойскаутами и в руках у его людей не тросточки.
Филиппыч повторил обращение и добавил, что в случае неответа откроет огонь на поражение когда дистанция сократится до полуста метров. Тут ожила внутренняя трансляция, проводная. Фалинский из «Гнезда» подсказал:
— Филиппыч, они рукой сигналят!
Трансляция душераздирающе зафонила, как будто включенный микрофон поднесли к громкоговорителю, и сквозь фон прорвался обнадёживающий голос Филиппыча:
— Вижу!
Затем фон прервался; стало очень тихо, до звона в ушах.
«Сигналят — уже легче, — облегчённо подумал Сиверцев. — Наверное, действительно сталкеры». Колюня Бортко тоже малость расслабился. Рация снова какое-то время молчала, довольно долго.
— Давай-ка опять на девятый!
Колюня шевельнулся, переключая каналы, и едва он перелистнул настройку до девятого, лаборатория вновь наполнилась звуками.
— …будет распоряжение — пустим, — увесисто пообещал кому-то Филиппыч. — А так — не положено!
— Филиппыч, ну не дури ты, — ответил ему упомянутый кто-то, надо полагать один из гостей. — Нам только поговорить.
— Говорите так. — Филиппыча трудно было смутить. — Хочешь, я ему рацию сам отнесу.
— Перетрудишься, — хохотнул собеседник. — Тогда, может, пусть он к нам выйдет?
— А он выйдет? — уточнил Филиппыч.
— Выйдет, выйдет. А как услышит кто пожаловал — так и выбежит.
«О ком это они? — подумал Сиверцев со всё возрастающей тревогой и столь же стремительно накатывающим подозрением».
— Ну, ладно, ща спрошу. Только если откажется — не обессудь, я ему в таких делах не командир.
Грюкнула дверь и лабораторию вошёл заспанный Рахметян; почти в тот же момент вторично зафонила трансляция и Филиппыч всё так же невозмутимо объявил:
— Ваня! Сиверцев! Тут гости пожаловали. Тебя видеть хотят. Говорят, от Покатилова.