Дети Дюны
Шрифт:
— Болтать? Не надо кормить меня жаргоном Бене Гессерит, бабушка. Я верну его тебе назад, слово за словом, и буду черпать их из глубин твоей собственной памяти. Я хочу большего, чем твоя закушенная губа.
Джессика в растерянности только покачала головой, чувствуя, как на нее повеяло холодом от этой… маски, в которой текла ее кровь. Его превосходство смирило ее. Стараясь приспособиться к его тону, Джессика спросила:
— Что тебе известно о моих намерениях?
В ответ Лето хмыкнул.
— Тебе нет нужды спрашивать, совершил ли я ошибку
Джессика чувствовала, что ее язык подергивается от желания заговорить, но может ли она сказать ему то, чего он еще не знает? Это было чудовищно! Это же я! Это мой возлюбленный Лето! Мысль потрясла ее. Какое-то мгновение ей казалось, что детская маска вот-вот упадет и откроются дорогие черты… но нет!
Мальчик, склонив голову, внимательно смотрел на бабушку. Да, в конце концов ею можно управлять.
— Когда думаешь о предзнании, что, я надеюсь, случается редко, то практически ничем не отличаешься от прочих людей. Очень многие воображают, что было бы прекрасно знать завтрашние цены на китовую шкуру, или знать о том, сумеют ли Харконнены снова захватить свои владения. Но мы знаем о Харконненах и без предзнания, не правда ли, бабушка?
Она не клюнула на его приманку. Конечно, он знает о том, что проклятые Харконнены — наши предки.
— Кто такой этот Харконнен? — спросил Лето, провоцируя Джессику. — Кто этот Зверь Раббан? Он — каждый из нас, да? Но я отвлекся: суть популярного мифа о предзнании — абсолютное знание будущего! Всего будущего! Знать, что можно сделать состояние — или потерять его, — вот в чем видят абсолютное знание, верно? В это верит чернь. Она верит в то, что чем больше, тем лучше. Великолепно! И если этим людям вручить полный сценарий их жизни, неизменные до самой смерти диалоги, то это будет поистине дьявольский дар, исполненный немыслимой скуки! Каждую секунду человек будет проигрывать то, что он и так целиком и полностью знает наперед. Не будет никаких отклонений. Знать каждый ответ, каждую реплику — снова и снова, и снова…
Лето тряхнул головой.
— В незнании содержится огромное преимущество. Вселенная сюрпризов — вот о чем я молю для себя!
То была долгая речь, все время которой Джессика не могла надивиться манерой и интонациями внука, которые были так похожи на манеру говорить его отца — ее потерянного сына. Даже идеи были сходны — так мог бы говорить и Пауль.
— Ты напомнил мне сейчас твоего отца, — сказала она.
— Это причинило тебе боль?
— В какой-то степени да, но зато теперь я знаю, что он живет в тебе.
— Ты не слишком верно представляешь, как именно он живет во мне.
В
— Или как во мне живет твой герцог, — продолжал внук. — Бабушка, Ганима — это ты! Она настолько идентична с тобой, что хранит всю твою память, начиная с того момента, когда ты родила нашего отца. И меня тоже! Я — ходячий каталог телесной памяти. Иногда это становится трудно выносить. Ты приехала сюда судить нас? Ты приехала судить Алию? Но лучше мы будем судить тебя!
Джессика изо всех сил пыталась найти ответ, но ответа не было. Что он делает? Почему так настаивает на своей особенности? Ищет ли он отвержения? Постиг ли он состояние Алие — Мерзость?
— Тебя это очень волнует, — заметил Лето.
— Да, это волнует меня. — Джессика позволила себе небрежно пожать плечами. — Да, это сильно меня тревожит, и ты прекрасно знаешь причину. Я уверена, что ты проник в суть моей подготовки у Бене Гессерит. Это признала и Ганима. Я знаю, что… сделала Алия. А ты понимаешь последствия своего отличия от прочих.
Он посмотрел на бабушку снизу вверх напряженным взглядом.
— Мы не приняли твою линию, — его голос, казалось, был пропитан усталостью Джессики. — Мы знаем, что дрожание губ — это признак твоего волнения, не хуже, чем это знал твой герцог. Мы можем по своей воле вызвать в памяти все те ласковые слова, которые шептал тебе в спальне твой возлюбленный. Ты восприняла все это с помощью интеллекта, в этом нет никакого сомнения. Но я хочу предупредить тебя, что интеллектуальное приятие — это еще не все. Если кто-то из нас проникнется Мерзостью, то именно твое присутствие в нас сотворит это! Либо мой отец, либо моя мать! Твой герцог! Мы можем стать одержимыми каждым из вас — результат будет одним и тем же.
Джессика ощутила жжение в груди, на глаза ее навернулись слезы.
— Лето, — с трудом произнесла она, впервые называя внука по имени. Боль оказалась меньше, чем она ожидала, и Джессика смогла говорить дальше: — Что ты хочешь от меня?
— Мне придется учить мою бабушку.
— Учить меня — чему?
— Прошедшей ночью мы с Ганимой играли роли матери и отца. Мы едва уцелели, но зато многому научились. Есть вещи, которые можно знать, если осознаешь условия, в которых находишься. Действия можно предвидеть. Например, Алия — это можно утверждать с очень высокой определенностью — плетет заговор с целью вывести тебя из игры.
Джессика была потрясена таким скорым обвинением. Она знала этот трюк и сама много раз им пользовалась — человека ведут по одной линии рассуждений, а потом обрушивают на его голову рассуждение из другой парадигмы. Она сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.
— Я знаю, что делала Алия… и кто она, но…
— Бабушка, пожалей ее. Пользуйся не только своим умом, но и сердцем. Ты же умела делать это раньше. Ты же представляешь для нее угрозу, а Алия хочет заполучить Империю, вернее сказать, этого хочет то, во что превратилась Алия.