Дети Эммануэль
Шрифт:
Достаточно поласкав друг друга, Марисса и Эммануэль наконец вспомнили о Жане, решив доказать ему, что два женских тела могут принести мужчине куда большее наслаждение, чем одно.
Их движения неожиданно оказались прекрасно скоординированными, и если бы это не противоречило законам природы, можно было бы сказать, что их руки принадлежат одному человеку, одной любящей женщине…
Одна женщина занималась половым органом Жана, другая, впившись губами в его губы, искала своим языком его язык. Через некоторое время язык уступил место соску, затвердевшему от возбуждения, которое испытывала Эммануэль.
Наконец
Желание женщин было единодушным — Марисса. Неожиданная идея овладела Жаном: он понял, что имеет возможность стать отцом ребенка Мариссы, добавив к питательному веществу, в котором уже находится зародыш, свое семя. Эта мысль настолько овладела Жаном, что он ласкал Мариссу так нежно, заботливо и осторожно, словно перед ним лежала уже не она, а ее ребенок.
Но глаза Жана не упускали из виду и Эммануэль, которая, мастурбируя, вновь и вновь переживала счастье и гармонию. В какой-то момент их глаза встретились, и Они, не сговариваясь, прошептали одни и те же слова: «Я люблю тебя!»
— Откуда здесь появилась Эа? — спросил как-то Тео у Брюса.
— Откуда? — повторил Брюс. — Она приехала вместе с семьей Сальван. Какие между ними отношения? Сальваны не совсем обычные в нашем понимании люди, чтобы понять их, надо знать историю их жизни. — Брюс сделал паузу, чтобы дать Тео возможность осмыслить эти слова, но, увидев, что молодой человек ждет продолжения рассказа, сказал:
— Еще шесть лет назад, только приехав в Бангкок, Эммануэль и Жан представляли собой типичнейшую буржуазную семью.
— Ты уже знал их тогда?
Брюс, казалось, был несколько смущен последней фразой Тео.
— Конечно, нет. Я познакомился с ними, вернее с Эммануэль, только месяц назад на пляже. — Брюс невольно вспомнил эту сцену, и воспоминание вернуло ему хорошее настроение. Он улыбнулся. — Как самый настоящий колониалист, Жан поспешил подарить своей жене рабыню.
— Рабыню?! — воскликнул Тео, больше заинтересованный словами Брюса, чем удивленный.
— Я бы назвал ее именно так, хотя ей вменялось в обязанности лишь помогать госпоже мыться, расчесывать ее волосы и просто восторгаться ею. Ни одна не знала язык другой, но это характерно и для общества в целом.
— Разве они не занимались любовью?
— Конечно, занимались! Кому нужна рабыня, которую нельзя так использовать!
— Разве может быть рабом человек, с которым ты занимаешься любовью?
Брюс недоверчиво посмотрел на юношу, но спорить не стал.
— Очевидно, именно это и убедило Сальванов в некоторой противоречивости окружающей жизни. Жан бросил работу, и вот они здесь, в Шан-Лу, вместе с Эа. Но еще до того, как познакомились со Стефани, они поняли, что наличие слуг лишает хозяев возможности любить. Сама Эммануэль любила повторять: «Отношения между хозяином и слугой лишают первого сердца, а второго души». Я тоже убежден, что союз сердца и власти невозможен
— Точно так же, как союз власти и ума. Дух хозяина делает людей похожими на зверей.
— Эммануэль и Жан оказались плохими хозяевами и очень скоро освободили Эа. Она еще раньше проявляла склонность к геометрии и, пройдя курс математики, поступила в фирму, где работал Жан. Они взяли расчет одновременно.
— Но она не оставила их?
— Нет. Она объяснила свое желание остаться с Эммануэль тем, что за это время стала ей чем-то вроде сестры или, скорее, сестрой ее близнецов.
— Сальваны платят ей?
— Скорее она платит им, поскольку именно на ней лежит практически все домашнее хозяйство. Сказать по правде, в этом она оказалась куда более способной, чем сами Сальваны. К тому же она не такая щепетильная, как Эммануэль, и не стесняется поручать ту или иную домашнюю работу Стефани или Монель.
— Я успел это заметить. Она молодец.
— Ее хозяйственная активность привела Марио в состояние шока: он всегда исповедовал теорию о своеобразных оргиях чистоты, если так можно выразиться, когда все просыпаются среди ночи и начинают заниматься уборкой или еще чемнибудь в этом духе.
— Вы должны были и меня разбудить прошлой ночью!
— Я не думал, что тебе понравятся такие идеи. Тебя действительно интересует все это?
— Не знаю. Я никогда не слышал ни о чем подобном.
— А что еще ты бы хотел услышать, находясь в этом доме?
Тео ответил улыбкой, смысла которой Брюс так и не смог понять.
Перед тем как уснуть, Эммануэль решила спросить Мариссу еще об одном:
— Ты знаешь, кто отец твоего ребенка?
— Да, но я его совсем не люблю.
— Кто же тогда будет ему отцом, когда он появится на свет?
— Не знаю. Думаю, тот, кого я полюблю. Брюс проследил за направлением взгляда Тео. Недалеко от них стояла и молча наблюдала за ними Эммануэль. Она подошла так тихо, что они не заметили ее появления.
Подойдя к ним, Эммануэль поочередно поцеловала каждого в щеку.
— Добрый день, дорогие! Я вижу, вы чувствуете себя достаточно бодро. Какие у вас планы на воскресенье?
— В этом вопросе мы полагаемся исключительно на твой опыт, — ответил Тео, с интересом рассматривая Эммануэль сквозь полупрозрачную ткань сорочки, которую она накинула, выходя из своей комнаты.
— Хорошо, но и вам придется немного потрудиться. Я хочу, чтобы вы освободили кое-кого от предубеждений.
— Предубеждений? — переспросил Тео.
— Именно. Я убеждена, что любые предубеждения несут только зло. Вы мне не верите? Хорошо, у вас будет время подумать над моими словами. Брюс поднялся.
— Я скоро вернусь, — объявил он.
— Как? Ты уходишь?
— Пойду приготовлю себе яичницу с ветчиной. Может быть, кто-нибудь хочет присоединиться ко мне?
Увидев проносившихся мимо Кристофера и Из, Эммануэль бросилась вдогонку, и вскоре все трое исчезли среди деревьев. Брюс собрался было броситься за ней, но передумал. Он прекрасно знал, куда направлялась Эммануэль с детьми; почти каждый день в течение последнего месяца они принимали там солнечные ванны, которые непременно заканчивались любовными объятиями. Но сегодня Брюс почему-то решил отказаться от традиционной прогулки в Долину фей.