Дети Филонея

Жаринова Елена

— Ух, вкусно! — сообщил У-Бо, тщательно обсасывая рыбий хребет. — Учитель Мао-Цзы! Есть ли в "Беседах и суждениях" великого Кун-Цзы что-нибудь про еду?

— Тот, кто стремится познать правильный путь, но стыдится плохой одежды и пищи, не достоин того, чтобы с ним вести беседу, — тут же отозвался старик. Потом добавил несколько невпопад: — Любезный И-Цзы любил хорошо поесть…

В пещере наступило молчание. А вскоре послышалось тихое посапывание — путники засыпали один за другим. Заснул, поерзав на холодном полу, и непоседливый У-Бо. Только Мао-Цзы не спалось. Он смотрел на небо сквозь отверстие

пещеры и видел, как ненастье сменилось безветренной звездной ночью. Обычно его старые кости задолго чувствовали такую перемену погоды. Но в этот раз они оплошали. Видно, земные ощущения понемногу угасают… Скоро, совсем скоро и его дух отправится в последнее странствие. Что ж… Философу следует относиться к смерти с любопытством.

У левого берега реки, у самой кромки, звезды загорались и гасли в воде. Глядя на них, Мао-Цзы мысленно перенесся в далекие дни, когда многие из умерших были живыми…

На утро, запив рис водой и погасив костер, путники вышли на дорогу.

Стоял ясный день. Воздух был по-осеннему холодным, но солнце приветливо рассыпалось по чахлой листве.

Через час конфуцианцев догнали солдаты.

В те дни по всей империи Чжоу шла междоусобная война. Власть императора — вана, сына Неба — ослабла. Силу набирали чжун-го — "срединные государства". Философы путешествовали по земле самого могущественного из них — царства Цинь. За него-то и сражался с соседями встреченный ими отряд.

Сражение, видимо, закончилось победой. Солдаты возбужденно переговаривались и шутили, несмотря на то, что двух их товарищей ранеными несли на носилках. Они не обратили внимания на оборванцев, почтительно приветствовавших офицера. Но офицер, статный вельможа с перевязанной головой, остановился.

— Любезный Мао-Цзы, не тебя ли я вижу?

— Твои глаза не обманывают тебя, господин Чэн, — старик поклонился еще ниже.

— Я рад, что ты здоров и по-прежнему топчешь дорогу. Вчера я видел любезного И-Цзы… Ребята, кто-нибудь помнит, что сказал толстяк И-Цзы?

— Он сказал, господин, что совсем здоров, — отозвался один из солдат. — И если его спутники не свернут с дороги и будут не слишком спешить, то он нагонит их не позже, чем через три дня.

Конфуцианцы растерянно переглянулись. Некоторые застыли с раскрытым ртом.

— Когда ты видел И-Цзы, господин? — звенящим голосом спросил У-Бо.

Офицер недовольно взглянул на нахального простолюдина. Мао-Цзы мягко отодвинул юношу в сторону. Когда он начал говорить, голос его дрожал.

— Прости мою настойчивость, господин Чэн, но не мог бы ты повторить, когда и где ты видел любезного И-Цзы?

— Вчера, — пожал плечами офицер. — В деревне, где мы остановились на постой.

— И… он был жив?

Офицер обернулся к солдатам. Весь отряд громогласно расхохотался.

— Вполне, мой дорогой Мао-Цзы! Не сочти за обиду, но ты и вполовину не выглядишь таким живым, как толстяк И-Цзы! Видел бы ты, как он наворачивал рис! Несчастная вдова, наверно, и сама не рада, что взялась его выхаживать!

Все еще смеясь, солдаты зашагали прочь. А конфуцианцы так и остались стоять на дороге.

— Ничего не понимаю, — развел руками Хуань-Гун. — Этот человек в своем уме? Или это мы все лишились рассудка?

— Надо вернуться

в деревню и проверить, — предложил У-Бо.

— Что проверить? — накинулся на него Хуань-Гун. — Или ты, глупец, не видел И-Цзы мертвым? Или ты не присутствовал на погребении? Учитель, скажи ему… Учитель! Эй, учитель Мао-Цзы!

Мао-Цзы, приподняв длинные полы одежды, почти бегом припустил по дороге назад.

Вскоре после полудня философы, запыхавшись, вошли в деревню. Три дня назад здесь, в одном из крестьянских домов, умер их прежний предводитель. Мао-Цзы, держась за сердце, решительно постучал в дверь.

Та распахнулась. Пригибая головы, философы вошли в хибару. И застыли на пороге: в углу на циновке, с глиняной плошкой в руках, сидел И-Цзы — живой и здоровый. Увидев конфуцианцев, от удивления он просыпал рис себе на колени.

— Любезный Мао-Цзы! Почему ты вернулся?

У-Бо с тревогой посмотрел на старого учителя. У Мао-Цзы тряслись губы. Он силился что-то сказать, но не мог и только протягивал к старому другу высохшую дрожащую руку.

10 апреля, понедельник

Рабочий день полковника КГБ Антона Андреевича Корягина начался как обычно — с проверки почты.

Пока загружался компьютер, Корягин гимнастики ради несколько раз энергично прошелся вокруг стола, крытого красным сукном. За окном по Литейному громыхали трамваи. Этот звук давно уже стал неотъемлемой частью работы. Вроде как убери его — и невозможно будет сосредоточиться.

На мониторе, вздрогнув, установилась заставка — государственный герб. Устроившись в массивном кожаном кресле, Корягин ввел пароль и вошел в почтовый ящик. Писем накопилось много. А настроение у Корягин было вполне понедельничное — то есть нерабочее. И погода — эх, что за погода стоит! Сейчас бы кружечку пивка, да спаниеля Тишку на поводок, да в парк с внуком… Или на дачу к брату Борьке закатиться… Но Корягин, заказав по переговорному устройству чай, постарался сосредоточиться.

Плановые отчеты… Статистические сводки… Донесения агентов… В прежние, "досетевые" времена для того, чтобы доставить все это по назначению, понадобилась бы уйма человекочасов. А сколько бумаги… Корягин с ужасом представил себе пыльные кипы на красном сукне и любовно погладил компьютер по металлическому боку.

Антон Андреевич любил прогресс. Что плохого в том, что советские люди — не все подряд, конечно, а самые политически грамотные, проверенные и надежные — пользуются чудесами враждебной техники? Пусть империалисты размениваются на создание роботов-домохозяек и думающих машин. Пусть поработают на наш комфорт. У советской промышленности есть задачи поважнее.

Однако Сеть, или, как ее называют на Западе, Интернет, оказалась не только удобством, но и источником головной боли. Когда семь лет назад Комитет подключился к Сети, старики-ветераны были категорически против. Сеть — это интервенция, утверждали они, против духовного здоровья советского народа. А что, если Сеть выйдет из-под контроля? Вдруг найдутся горе-умельцы, из тех, кто сооружает радиостанции по чердакам, чтобы слушать вражеские голоса? Вы представляете, что тогда произойдет? Сколько разойдется антисоветских пасквилей? Какая информация окажется доступной?