Дети Горного Клана

Давыдов Григорий Андреевич

Ночь в Химельне - время особенное. Нет, искра жизни здесь не останавливается, как во многих графских селениях, где установлен комендантский час. Здесь ночью любят гулять по улицам, сидеть в садах и смотреть на звёзды, ночью, в конце концов, сбегут из своих домов на встречу с любимым, и тайком - всё скроет тьма!
– обнимутся и предадутся любви где-нибудь в уютном городском парке, ещё более страстные от страха - а вдруг кто увидит, а вдруг стыд и позор? Ночью бдят стражники, обходя улочки с суровыми лицами, но всё-таки не решаясь соваться в тёмные переулки, потому как при наступлении темноты наступает в Химельне не только лишь сказочное, отдающее умиротворением

и загадкой время - это ещё и время, когда выползают прежде спавшие или затаившиеся "дети ночи", как их за глаза называли, перешёптываясь над телом забредшего в узкий переулок бедняги, горожане, заметив труп лишь поутру. В это время дети ночи рыскают по самым тёмным углам в хищном опьянении, и не дай Пожиратели тебе оказаться на их пути! Не только кошелька лишишься, но и жизни - в это время, под ликом луны и звёзд, правосудие всевидящего солнца не властно...

Но мало кто братался с ночью так, как это сделал Клыкастый.

Для него ночь успела стать роднее дня. Воздух при наступлении темноты становился для него слаще, звуки - чётче, и даже то, что видят обычные прохожие лишь только при свете дня, открывалось ему только когда окутывал небо его побратим-ночь. А то и больше. Например, ночью Клыкастый мог заметить пробегающую от прогрызённой в одном доме норки к другой мышь, при этом проследив весь её путь - от начала до конца. Днём же он разве что уловил бы проворно мелькнувший силуэт. Ночью он мог заметить блюдущих покой сна жителей стражников за километр, даже иди они молча и на цыпочках - всё докладывал ему лёгкий ветерок, и отчего-то он его понимал.

Нет, Рик, получивший прозвание Клыкастый, не обладал феноменальными способностями, божественным даром, и уж тем более не был магом, лишь некоторые из которых способны с помощью заклинаний обострять все свои чувства. Просто он жил ночью, любил её, и та отвечала человеку взаимностью...

Удобнее устроившись на крыше небольшой таверны, хозяин которой спал крепким сном, связанный в подвале собственного заведения, мальчик внимательно разглядывал дом того, кого собирался ограбить. Точнее, не дом - особняк!

Отсюда можно было отлично его разглядеть: огромный, в три этажа, а в ширину словно собранный из трёх домов воедино, особняк был огорожен высокой каменной стеной с большими округлыми кверху воротами, словно в каком-нибудь замке. У ворот стояла охрана, причём охрана не простая - не окованные в доспехи неумёхи-стражники, рассчитывающие лишь только на оружие да надёжную броню, нередко с рыхлым брюшком и двумя подбородками, а настоящие воины - дюжие здоровяки, одетые легко, чтобы в случае чего не сковывать движения, и с кривыми саблями на широких поясах, популярными у наёмников. Дорогих наёмников. И Клыкастый не сомневался: внутри они тоже будут, и ладно, если двое. А если трое, или четверо?! Хорошо же живут маги...

"Его грабить - бед на голову огрести", - предупредил мальчика Шустрый. И был прав. Слишком богат был этот маг, силён и знатен, слишком много задниц в Совете вылизал, и потому слыл очень уважаемым человеком. Но Клыкастому был нужен именно он - не столько потому, что не нашлось бы других кандидатов, сколько для того, чтобы себя проверить - узнать, на что способен. Если ты хочешь выяснить, насколько силён, не становись драться с младенцем, только-только узнавшим, что у него, оказывается, есть кулаки - выбери в противники здорового мускулистого драчуна.

Клыкастый выбрал. И теперь пути назад не было.

Возможно, не помешало бы взять с собой двух своих лучших подчинённых из остатка: Быка и Волчка. Тех самых, что не поладили друг с другом в первые же дни: один, здоровый и крепкий, некогда выдвинувший под сомнение главенство Клыкастого, и второй, небольшой,

но ловкий и юркий, чем, собственно, и успел заслужить своё прозвище. Оба они проявили себя на Дороге Невзгод, продвинувшись намного дальше большей части остатка, да и отношение к горцу у них было более... почтительное, что ли. Можно было даже сказать, что они любили Клыкастого, но особенной любовью: так любят своего дрессировщика зверята в цирке - не посмотри, что порой получаешь от него хлыстом или терпишь тяготы тренировок перед выступлением, а всё же хозяин тебя кормит, хозяин оберегает, готов, если что, за тебя горой встать, так за что же его не любить и не ответить тем же? И несмотря на то, что и Бык, и Волчок были старше мальчика кто на год, а кто и на два, никто из них не ставил под сомнения право лидерства Клыкастого, ибо каждый из них успел узнать, что из себя представляет их вожак. А ведь ему было только четырнадцать...

И, возможно, Клыкастый и взял бы с собой этих двоих, которым стал не слишком, но доверять, если бы не сегодняшнее утро, когда Шустрый решил устроить ему проверку.

Этим утром он заставил его ещё раз пройти Дорогу Невзгод, от начала до конца. И, когда у него это получилось, причём, как ни странно, с невероятной лёгкостью, словно бы он проделывал это каждый день в течение всей своей жизни, Шустрый, недолго думая, дал ему повязку и сказал надеть её на глаза. А затем потребовал, чтобы тот прошёл Дорогу ещё раз. Хранитель Дороги, внимательно наблюдавший за этим действом в тени, лишь улыбался.

Клыкастый рухнул на пороге "Старшего Подмастерья" и, вылезая, скрипя зубами от ноющего бока, в который попала вынырнувшая из стены булава, был не то что раздосадован - а по-настоящему зол! Он - Мастер! И дважды, дважды доказал это! Так неужто у Мастера не хватит умения пройти эту проклятую Дорогу с завязанными глазами?!

И, буркнув подошедшему Шустрому "Ещё раз", вновь завязал глаза и полез на Дорогу... Пройдя чуть дальше чем прежде, но всё равно остановившись перед "Старшим Подмастерьем". Но на этот раз Шустрый не дал ему повторить попытку, потому как расшибить своего ученика перед важным делом было глупостью, тем более что потакать капризам взрослого, но всё-таки ещё ребёнка он не собирался.

– Остынь!
– хлопнул он Клыкастого по плечу и захохотал: - Очень хорошо, очень! Мне, пацан, знаешь ли, тоже не далеко удалось с завязанными глазками проскакать... На "Ловкаче" застыл, а основной путь до "Мастера" так и не дался. Но это в каком-то смысле даже хорошо. Тот, кто с завязанными глазами до "Мастера" доберётся - Хранителем Дороги становится.
– сказав это, он покосился куда-то вверх, на крышу, что пряталась под тенью нависавшего над ней домика, и вряд ли можно было что-то на ней углядеть. Но Хранитель, прятавшийся именно там, ощутил, что Шустрый, пускай и не видит его, всё-таки ЗНАЕТ, что он там.
– А ты, пацан, молодец.
– вновь посмотрел он на горца.
– А теперь иди-ка сюда...

Тут он повёл его, взмыленного, тяжело дышащего, к бочке с водой, стоявшей поодаль и успевшей чуть нагреться от ласково света утреннего солнца. Водой из этой бочки они обычно омывались после тренировок. Но Шустрый не торопился черпать стоявшим здесь же ковшом воду - вместо этого он сказал:

– Давно ты себя видел?

Клыкастый задумался. И с изумлением не смог припомнить день, когда в последний раз глядел на себя в зеркало. Как-то не до того было. То тренировки с Шустрым, то с остатком, да и добыча денег на пропитание... В общем, не было ни возможности, ни желания перед собой красоваться. Ну, посмотрит он на себя, так от этого что, лучше ножи метать научится, или его остаток дальше по Дороге продвинется? Мальчик считал это лишней тратой времени.