Дети и эти

Остер Григорий Бенционович

— Выгляни в окно. Видишь, во дворе новая жёлтая машина стоит — это твоя.

— Спасибо, — обрадовался папа, хотел сразу бежать вниз, но дочка сказала:

— Сначала надо умыться, почистить зубы, позавтракать, надеть брюки, рубашку, побриться и не забыть положить в карман водительские права. Где твои водительские права?

— В картонной коробке.

— В какой коробке?

— В той, где паспорт.

— А паспорт где?

— Тоже в коробке. В той, в которой водительские права.

Наконец водительские права нашлись. Папа положил их в

карман, спустился во двор, нажал новенькую кнопку на новеньком пульте, отключил автомобильную сигнализацию, открыл дверцу, отпустил стояночный тормоз, достал из багажника буксирный трос. Дочка увидела в окно, как папа с машиной возится, позвонила ему на мобильный телефон.

— Что ты копаешься, не едешь? По телевизору говорят: пробки. Никуда добраться не успеешь.

— А я и не собираюсь никуда добираться, — сказал папа и привязал красный буксирный трос к жёлтой машине. — Я её по двору за собой тянуть буду. На верёвочке.

КУКОЛКА, БАЛЕТНИЦА, МОКРЫЙ МИНИСТР

В субботу одной девочке неожиданно пришлось наказать своего папу за то, что он вчера во дворе обстрелял бабушек из водяного пистолета. Такого хулиганства девочка от своего тихого, скромного отца никак не ожидала.

— Папа, — сказала девочка, — ты понимаешь, что очень жестоко со старушками поступил?

— Я не поступал. Просто водой стрельнул. И всё. Один раз.

— Хорошенький раз. Семь бабушек наповал облил.

— Не семь. Только шесть. Одна газетой укрылась.

«Что же теперь будет? — размышляла девочка. — Сегодня он бабушек из пистолета облил, завтра милиционеров поливать начнёт. Сначала рядовых, потом лейтенантов, потом полковников. Так он и до милицейских генералов дойдёт».

— О чём ты думал, — возмущённо спросила девочка, — когда струю в бабушек пускал?

— Я, — честно сказал папа, — думал: попаду или не попаду. Вдруг промажу.

«Нет, — решила девочка, — сам он не остановится. Возьмёт и обольёт самого главного милиционера — министра внутренних дел. Другие министры под руку попадутся — их тоже обольёт. Министра образования, министра здравоохранения, министра обороны. А заодно и премьер-министра. С ног до головы. Кончится тем, что папа сунет в карман водяной пистолет, пойдёт в Кремль. Обливать президента. Всего этого допускать нельзя. Надо остановить его прямо сейчас, пока ещё есть надежда, что папа может исправиться».

Наказанный папа тосковал у окна, девочка смотрела на него и думала, что вообще-то папино наказание совсем некстати. На столе лежат очень дорогие билеты в самый большой театр. Два билета на балет достались девочке случайно. Как раз в субботу она собиралась устроить папе сюрприз: пойти вместе с ним смотреть балет, и вот теперь папа сидит наказанный, а билеты пропадают, потому что нельзя же вести на балет человека, который совершил хулиганский поступок и никакого балета не заслужил. Но если человек раскаивается, то это, конечно, уже совсем другое дело.

— Ты раскаиваешься? — спросила девочка папу.

— В чём?

— В бабушках. Понимаешь, что

это насилие, которого с бабушками допускать нельзя? Старушки могли простудиться.

— А зачем они про них сказали, что им жарко, что они сами просят? А сами убежали.

— Что ты выдумываешь? Разве бабушки просили тебя их обливать? Говори честно, просили или не просили?

— Не просили.

— Ну вот. Наконец-то решил говорить правду. Это хороший признак. Значит, ты уже начал раскаиваться. Начал?

— А зачем они мои леденцы взяли? И все сгрызли.

— Опять враньё. Громоздишь ложь на ложь, — вздохнула девочка. — Бабушки не грызут леденцов. У них для этого зубы не приспособлены. Если ты меня уважаешь, немедленно, сейчас же говори правду. Грызли бабушки твои леденцы?

— Не грызли.

— Молодец, — обрадовалась девочка. Ей было приятно, что она так быстро сумела добиться от папы правды. Ещё немного усилий, и можно будет простить папу, отправиться вместе с ним в театр на балет. Девочке очень хотелось увидеть, как танцует новая восхитительная балерина, про которую все говорили, что она раньше весила сто килограммов и была водителем троллейбуса.

Но папа, хоть он и встал на путь исправления — начал иногда говорить правду, — всё-таки пока не очень раскаивался, прощения не просил. А главное, вины своей не признавал вовсе. Надо было срочно что-то предпринимать. Чтоб не опоздать на балет.

— Почему ты боишься честно признать свою вину?

— Я не боюсь.

— А знаешь ли ты, — взволнованным голосом спросила девочка, — в чём настоящая, главная мужская смелость? Знаешь в чём?

Папа очень заинтересовался.

— Думаешь, главная смелость, — продолжала девочка, — в том, чтобы брать без спроса конфеты, в бабушек из пистолетов водой пулять? Нет, дружок. Не в этом главная смелость.

— А в чём? — спросил папа.

— Настоящая храбрость, отвага, мужество в умении отвечать за свои поступки. В признании: «Я виноват. Наказывайте меня». Потом раскаешься, попросишь прощения, скажешь: «Я больше не буду».

Папа разочарованно отвернулся.

— Я смелый, — сказал папа. — И честный. А все дразнят: «Трус. Врёшь, тебе слабо». Всегда дразнили. Когда маленький был — тоже. Девчонкой обзывали. Балетницей. Кричали: «Куколка, балетница, воображуля, сплетница». Я из-за этого прозвища Балетница на всю жизнь балет возненавидел. Смотреть не могу. Тошно.

В глазах у девочки что-то мелькнуло.

— Значит, не хочешь признать вину? Не станешь просить прощения? Хорошо же. Будешь наказан. Ты у меня это наказание надолго запомнишь. Собирайся немедленно, мы идём в театр. На балет.

НЕ ЗАБУДУ ДОЧЬ РОДНУЮ

Папа одной девочки вечно заводил себе неподходящих знакомых. То с ворами познакомится, то с террористами. И встречается с ними, встречается. Каждый день.

— Папа, — огорчалась девочка, — неужели нельзя с приличными взрослыми встречаться? Зачем ты всё время с преступниками знакомишься?