Дети Ирия. Ладомира
Шрифт:
Коршень, статный молодец семнадцати годов от роду, смотрелся старше своих лет. Был он крепок телом, развитые мышцы так и играли на обнажённом торсе. Коршень схватил копьё и метнул с двухсот шагов во всадника на щите. Копьё угодило прямо в голову саксонцу. Коршень вскинул голову, рассмеялся.
— В другой раз угожу ему прямо в глаз!
Дружным смехом поддержали его сотоварищи. Кто-то из них оглянулся, заприметил Ладомиру, передал Коршеню. Молодой дружинник тотчас подошёл к десятнику, наблюдавшему за тренировками. Солидный десятник кивнул — иди, мол, повидайся с сестрицей,
На заставе кормили справно, но вот пирожками не баловали. Поначалу над слабостью Коршеня к пирожкам сотоварищи подтрунивали. Но со временем перестали — больно скор был Коршень на расправу. Кулачных боёв не чурался.
Калегаст драки на заставе пресекал быстро. Однако часто устраивал бои стенка на стенку в качестве тренировки, да и поразмяться новобранцам и дружинникам не помешает. Команды формировал смешанные на равных из бывалых дружинников и новобранцев. После первого же боя новобранец Коршень заслужил похвалу одного из десятников, с которым дрался в одной команде. Тот похлопал юнца по плечу и сказал:
— Далеко пойдёшь, паря! Тока с правильной дорожки не сверни…
…Коршень подошёл к сестрице, обнял её.
— Давно не виделись… — сказал он. — Как там матушка с отцом?
Ладомира улыбнулась.
— Матушка, как всегда хлопочет по хозяйству. Отец в храме молитвы справляет. Вот пирожков тебе напекла с капустой, прошлогодней брусникой, да с гусиным мясом. При перечислении таких яств у Коршеня загорелись глаза.
— Ты же знаешь: жрать в одиночку на заставе не принято…
Ладомира усмехнулась.
— Поди уж знаю. Который год к тебе тропинку топчу. Вона узелок-то, какой увесистый принесла.
— Скоро на обед нас скликать будут. Вот и угощу своих сотоварищей.
Ладомира протянула узелок брату.
— Возмужал ты, Коршень. Прямо мужиком справным стал… — заметила сестрица.
— Я теперь дружинник княжича! — гордо ответил брат.
— Знаю то… Тока матушка уж больно кручинится. Я богине в храме прислуживать стану, ты теперича — дружинник. А ей внуков хочется понянчить.
— Рано мне про приплод ещё думать! — отрезал Коршень. — Жизнь дружинника куда мне милее.
Ещё немного поговорив с братом, обнявшись на прощанье, Ладомира направилась к воротам. Её окликнул сотник княжича.
— Ладомира! Княжич просил письмо женке своей передать! — и протянул девушке пергаментный свиток.
Ладомира чинно поклонилась.
— Передай княжичу Калегасту — супружницу его Любаву навещу по возвращении в Велегош.
— Благодарствуй, — ответил сотник.
И Ладомира отправилась в обратный путь.
Вечерело. Ладомира миновала по выщербленному мостку малые ворота городища. Пройдёт ещё пара недель, и будут гнать этим путём горожане скотину на выгон. Трава к тому времени наберёт силу, нальётся соком. И коровы, овцы, козы, лошади, застоявшееся за зиму и весну в стойлах, насладятся свободой и свежей травой.
Ладомира прошла через рыночную площадь — дом княжича стоял аккурат напротив родительского расписного терема, и выглядел куда скромнее. Князь Радомир, правитель Велегоша, сына своего
Зато Колот остался доволен: дочка — жена княжича! Не за горами тот день, когда и полновластной княгиней станет. Впрочем, Колот смерти Радомиру не желал. Князя своего почитал, как и положено, служил ему преданно.
…Дом княжича окружал справный глухой забор в человеческий рост. Ворота с вырезанным на дереве изображением птицы Сирина без труда могли пропустить трёх всадников вряд.
Ладомира вошла через калитку — внутренний двор кишел жизнью. По земле бегали куры, средь них важно прохаживались два кочета — старый матёрый с ярко-красным хохолком на голове и золотистым опереньем, и молодой, бело-коричневый, хохолок коего лишь пробивался на изголовье.
Старший золотистый кочет, ковырял цепкими когтями землю, пытался извлечь червяка и полакомиться им. Молодой же клевал просо из кормушки.
Подле хозяйственных построек стояло несколько клеток с тремя фазанами, десятком толстопузеньких перепелов, парой зайцев. Ладомира была наслышана, что Лесьяр частенько поставлял к столу княжича лесную живность.
Тут же стоял летний загон с козами — молодой пастух пригнал их с выпаса и вкупе с девкой-скотницей обихаживал живность в загоне. В сарае призывно мычали коровы с полным от молока выменем. Девка, закончив работу в загоне, поспешила к ним.
Из дальнего загона раздавалось дружное хрюканье — свиньи требовали сытного ужина.
Двор обволакивал лёгкий ароматный дымок, струившийся с крыши избы. Ладомира глубоко вдохнула — голод остро давал о себе знать. Она приблизилась к дому, толкнула тяжёлую дубовую узкую дверь с мощными медными петлями (на случай обороны), миновала выстланными домоткаными полосатыми дорожками с земляными полами сумрачные сени, свет проникал через небольшие оконца со слюдяными вставками. Ладомира распахнула ещё одну низкую дверь. Мастера сделала её такой не из экономии княжеских меркулов, а дабы зимой тепло не выходило из протопленной горницы.
Девушка вошла через дверь, кланяясь. В центре просторной горницы её взору предстал очаг, выложенный из дикого обработанного мастером камня. В нём жарко пылал огонь, на вертеле жарился молодой кабанчик. Стряпуха поливала его сурьей с травами, чтобы мясо пропиталось, стало мягким и вкусным. Над очагом крыша по-летнему раскрылась широким продухом для тяги дыма. Зимой продух закрывали, дым тянулся через открытую дверь. Зато когда дрова прогорали и дверь затворяли, в избе становилось тепло.
Крыша-стропа, собранная без потолка, виднелась только балка со стропилами-рёбрами. На рёбрах висели пучки лесных трав, отчего аромат жареного мяса перемежался с сурьей и многочисленными травами.