Дети Ишима

Завидей Виктор

Разбив на скорую руку стоянку, мы со Студентом решили проверить, как в краю непуганых зверей ловится рыба и отправились туда, где по описаниям геологов должна была находиться подходящая река. Уже почти покидая лагерь, мы были остановлены бывалыми геологами, которые посоветовали взять с собой и ружьишко, так как в этих краях обитают медведи, хоть они и пытаются держаться на расстоянии от человека.

Наш путь пролегал по абсолютно нетронутой человеком тайге, и мы бесшумно шагали по толстому ковру из опавших с вековых деревьев иголок, как вдруг позади нас чуть в стороне раздался треск, словно кто-то наступил на сухую ветку. Мы остановились и прислушались. Стояла такая тишина, что был слышен писк потревоженных нами комаров. Постояв так некоторое время, мы

опять тронулись в путь но, не успели пройти несколько сотен шагов, как треск от сломанной ветки повторился снова. На этот раз он донесся сбоку и чуть-чуть впереди нас. Мы опять сделали вынужденную остановку, предусмотрительно приведя оружие в боевую готовность, но опять с тем же результатом. Стоило нам замереть, кто-то невидимый тоже замирал. Если мы начинали движение, там, в глубинке тайги, тоже что-то начинало передвигаться, иногда даже опережая нас. Так продолжалось еще несколько раз; и у нас возникло ощущение, что кто-то, оставаясь невидимым, не спускает с нас глаз.

Наконец мы добрались до реки, открытое пространство которой нас немного успокоило, и мы пошли вниз по течению поискать места для ловли. Болотные сапоги из-за ненадобности были брошены Студентом на берегу реки. Увлекшись рыбалкой, мы уже начали забывать о странной прогулке по тайге, а когда решили вернуться на стоянку и пришли к тому месту, где нами были оставлены болотные сапоги, оказалось, что их и след остыл.

Версию о том, что их мог подобрать какой-нибудь случайный прохожий, пришлось сразу же отбросить, так как в той местности болот практически нет, а такие внушительные по размеру и весу предметы ничего кроме обузы путешественнику не доставляли. Кроме того, до ближайшей стоянки человека, если не считать наших геологов, было не менее нескольких сотен километров. Против второй версии – о том, что эти на первый взгляд простые старые сапоги – сапоги-скороходы ушли сами по себе – решительно возражал их хозяин, который утверждал, что ничего такого за ними раннее не водилось, и ее тоже пришлось отбросить.

Консенсус между нами был достигнут лишь тогда, когда была выдвинута последняя версия, что сапоги унес преследовавший нас медведь. Но зачем медведю понадобились болотные сапоги? Никто из нас минимально вразумительную гипотезу. Эта загадка не давала нам покоя много десятков лет. Так, отправляясь в какую-нибудь многодневную поездку, и всякий раз, когда «чайная» церемония была в разгаре, Сашка в ролях исполнял тот забавный и загадочный таёжный эпизод. Между тем, дойдя до финишного аккорда, – «Зачем медведю понадобились болотные сапоги?» – лицо его приобретало абсолютно непроницаемый вид. В этот момент мне казалось, что именно такое лицо должно было быть и у водителя, когда тот обнаружил пропажу своего трелевщика в дремучей тайге.

И вот, когда рабочий сезон на Илиме завершился, за небольшой нашей группой прислали кукурузник, чтобы перебросить нас до Братска. Пилоты пошли перекусить или выпить пива, и бросили на произвол судьбы свое воздушное судно на опушке почти так же, как был брошен в тайге трелевщик. Мы с рюкзаками полезли в самолет. Кабина пилотов была открыта и, проходя мимо, я заглянул туда, где красиво поблескивали выключатели и рычажки. Мои товарищи, памятуя свои прогулки по тайге, поинтересовались, не дружу ли я случайно и с такой техникой. Я, так же как и в предыдущий раз, сообщил, что поднять их в воздух, пожалуй, смогу, а вот с приземлением могут возникнуть непредвиденные сложности.

Я, как всегда, отвлекся от главной линии повествования, связанной с созданием самолета. Начинались летние каникулы, а в это время обычно возвращались к родителям с учебы старший брат

Анатолия, Виктор, и сестренки: Галина и Ромуальда. Конечно, мы поделились своими планами относительно летательных аппаратов с опытным старшим братом, который в то время оканчивал сельскохозяйственный институт. На удивление, наши идеи были встречены с одобрением. Более того, старший брат взял на себя добровольно, как сейчас бы сказали, функции научного руководителя проекта, отдав нам на усмотрение тактические вопросы.

Было

принято решение, до реализации самолетного проекта попрактиковаться на более простом объекте – аэросанях. И работа закипела. Поскольку все члены семьи Загурских, от мала до велика, в той или иной степени, принимали участие в этом «историческом» проекте, было бы несправедливо умолчать о роли каждого из них. Эта польская семья за время моей дружбы с младшим из сыновей директора школы стала мне, без преувеличения, родной. Не так давно Анатолий прислал мне рукопись отца о временах становления республики «Ишим», и вот что меня при ее прочтении поразило более всего. Казалось бы, что после пережитого этим человеком его душа должна бы очерстветь и окаменеть, а воспоминания о пережитых несправедливостях должны вызвать ярость и злобу. Нисколько не бывало! Этот человек был огромного опыта, мудрости и доброты. Он мог быстро разобраться, с чем и кем имеет дело. Детские души тоже не были для него потемками.

Сравнительно скоро он начал доверять нам с Толькой почти во всем: школьную мастерскую и грузовик, ключи от школы, где без всякого пригляда со стороны педагогов, мы с нашими друзьями и девчонками устраивали вечеринки с танцами. И насколько я могу вспомнить, мы ни разу его не подводили. В жизни мне не так много приходилось видеть столь благожелательных и веселых людей. Он неизменно подшучивал над нами и над нашими тайнами, но никогда не пытался их выпытать. Естественно, что при этом он у нас пользовался высочайшим доверием. Не скрою, я его очень любил.

Незадолго до своей смерти моя матушка поведала мне одну тайну, которую хранила почти всю жизнь. Оказывается, перед возвращением на Украину, отец Толи вел с ней весьма секретные переговоры о том, чтобы до завершения школы я остался пожить у них. Основной аргумент, которым он пытался убедить мою матушку, это то, что два друга не переживут такой разлуки. Матушка, конечно, отказалась. Однако до моего расставания с Ишимом было еще далеко.

Старшая сестра Анатолия – Галина, – к тому времени уже училась в медицинском институте и обычно привозила нам свежие медицинские анекдоты. Рома, которая была немногим старше меня, поступила в педагогический институт. Обе, каждая по-своему, были хороши собой и вступили в тот возраст, когда возле них уже начали виться потенциальные женихи. К нам они относились, как и положено относиться старшим сестренкам к своим младшим братьям, снисходительно и терпеливо. Обе мне очень нравились.

Господь Бог с помощью родителей наделил меня влюбчивым характером. Старшую сестренку Галину я просто боготворил, она была воздвигнута мной на недосягаемый постамент. В моем представлении она была чем-то похожа на благородную графиню Ганскую, в которую был влюблен Бальзак. В городе Бердичеве, куда я опять вернулся с Ишима, был костел, где венчались эти исторические персонажи, поэтому я хорошо знаю эту романтическую историю. А кроме того, я еще и люблю Бальзака, и если вам понравилось, написанное мной, то советую тем, кто не знаком так близко с этим великим человеком, как я, почитать его «Шагреневую Кожу». И тогда вы убедитесь, что пишет он почти так же, как и я, ну может немного лучше.

На старших курсах, после более чем десятилетней разлуки с семьей Загурских, на свадьбе моего друга в кафе, поблизости от Московского университета, выпив сверх меры, – я весь вечер признавался пани Галине в бесконечной и верной любви, с обаянием столичного Дон Жуана, отчего она хохотала до слез. Тогда я уже научился делать и это, не то, что раньше во время нашей «молодости». К тому времени она уже была замужем и имела дочь.

К моему сожалению, младшая сестренка Рома где-то застряла в самолете и не присутствовала на этой церемонии, поэтому запоздалого признания младшей сестренке я не сделал до сих пор. Отец Толи, увидев меня на этой свадьбе, схватил в охапку и продержал весь вечер около себя, изредка и с большой неохотой отпускал меня потанцевать с пани графиней. Где-то в своих воспоминаниях, которые еще до меня не дошли, он описывает этот случай, конечно, со своей точки зрения.