Дети капитана Гранта(изд.1955)
Шрифт:
— Как — остров Табор? Да ведь это же остров Марии-Терезии!
— Совершенно верно, мистер Паганель, — ответил Гарри Грант. — На английских и немецких картах — Мария-Терезия, а на французских — Табор.
В эту минуту полновесный удар кулака обрушился на плечо Паганеля и пригнул его к земле. В интересах истины приходится признаться, что это было делом майора, впервые вышедшего из рамок строгой корректности.
— Географ! — сказал с глубочайшим презрением Мак-Наббс.
Но Паганель даже и не почувствовал удара. Что значил этот удар по сравнению с ударом, нанесенным его самолюбию
Итак, как рассказал он об этом капитану Гранту, он постепенно приближался к истине. Патагония, Австралия, Новая Зеландия казались ему бесспорным местонахождением потерпевших крушение. Обрывок слова contin, который он истолковал сначала как continent (континент), постепенно получил свое подлинное значение: continuelle (постоянная); indi означало сначала indiens (индейцы), потом indigenes (туземцы) и, наконец, было правильно понято как слово indigence (лишения). Только обрывок слова abor ввел в заблуждение проницательного географа. Паганель упорно видел в нем корень глагола aborder (причаливать), между тем как это было частью французского названия того острова Марии-Терезии, где нашли приют потерпевшие крушение на «Британии»: остров Табор. Правда, этой ошибки трудно было избежать, раз на корабельных картах, имевшихся на «Дункане», этот островок значился под названием «Мария-Терезия».
— Но все равно! — воскликнул Паганель; он рвал на себе волосы в отчаянии. — Я не должен был забывать об этом двойном названии! Это непростительная ошибка, заблуждение, недостойное секретаря Географического общества! Я опозорен!
— Господин Паганель, успокойтесь! — утешала географа Элен.
— Нет, нет! Я настоящий осел!
— И даже необученный, — отозвался в виде утешения ему майор.
Когда обед был окончен, Гарри Грант позаботился о приведении в порядок всего своего домашнего хозяйства. Он ничего не брал с собой, желая, чтобы преступник унаследовал имущество честного человека.
Все вернулись на борт «Дункана». Гленарван хоте отплыть в этот же день и потому дал приказ высадит боцмана на остров. Айртон был приведен на ют, где находился и Гарри Грант.
— Это я, Айртон, — промолвил Грант.
— Вижу, капитан, — отозвался боцман без малейшего признака удивления. — Ну что же, рад вас видеть в добром здоровье.
— По-видимому, Айртон, я сделал ошибку, высадив вас в обитаемых местах.
— По-видимому, капитан.
— Вы сейчас останетесь вместо меня на этом пустынном островке. Я надеюсь, что вы раскаетесь в том зле, которое причинили людям.
— Все может быть, — спокойно ответил Айртон.
Гленарван обратился к боцману:
— Итак, Айртон, вы продолжаете настаивать на том, чтобы я высадил вас на необитаемый остров?
— Да.
— Остров Табор вам подходит?
— Совершенно.
— Теперь, Айртон, выслушайте то, что я хочу напоследок сказать вам. Вы окажетесь здесь вдали от всякой иной земли, без всякой возможности общения с другим людьми. Чудеса редки: вам не убежать с этого островка, на котором оставит вас «Дункан». Вы будете один, но вы не будете затеряны, отрезаны от мира, как капитан Грант. Хоть вы не заслуживаете того, чтобы люди помнили о вас, но они все же будут о вас помнить. Я знаю, где найти вас, Айртон, и этого не
— Очень вам признателен, — просто ответил Айртон.
То были последние слова, которыми обменялись Гленарван и боцман.
Шлюпка уже стояла наготове, Айртон спустился в нее.
Джон Манглс заранее распорядился перевезти на остров несколько ящиков с консервами, одежду, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Таким образом, боцман получил возможность работать и, работая, переродиться. У него было все необходимое, даже книги.
Настал час расставания. Команда и пассажиры собрались на палубе. У многих сжималось сердце. Мэри Грант и Элен не могли скрыть своего волнения.
— Так это необходимо? — обратилась молодая женщина к мужу. — Необходимо покинуть здесь этого несчастного?
— Да, Элен, необходимо, — ответил Гленарван. — Это искупление!
В эту минуту шлюпка, по команде Джона Манглса, отвалила от борта. Айртон, как всегда невозмутимый, стоя, снял шляпу и с суровой важностью поклонился.
Гленарван, а за ним вся команда обнажили головы, точно у постели умирающего. Шлюпка все удалялась. Все на палубе молчали.
Когда шлюпка подошла к берегу, Айртон выскочил на песок, а шлюпка вернулась к яхте. Было четыре часа пополудни. С юта пассажиры видели, как боцман, скрестив на груди руки, неподвижно, словно статуя, стоял на прибрежной скале. Глаза его были устремлены на «Дункан».
— Отправляемся, сэр? — спросил Джон Манглс.
— Да, Джон, — ответил Гленарван; он был взволнован, но старался не показать этого.
— Вперед! — крикнул капитан механику.
Пар засвистел по трубам, винт закрутился, и в восемь часов последние вершины острова Табор скрылись в вечерней мгле.
Глава XXII
Последняя рассеянность Жака Паганеля
18 марта, через одиннадцать дней после того, как «Дункан» отплыл от острова Табор, показались берега Америки, а на следующий день яхта бросила якорь в бухте Талькагуано.
Она вернулась сюда после пятимесячного плавания, во время которого, строго придерживаясь тридцать седьмой параллели, обошла вокруг всего земного шара. Участники этой достопамятной, не имевшей прецедента в летописях Клуба путешественников экспедиции побывали в Чили, в пампасах, в Аргентинской республике, на Атлантическом океане, на островах Тристан-да Кунья, в Индийском океане, на Амстердамских островах, в Австралии, в Новой Зеландии, на острове Табор и в Тихом океане. И усилия участников этой экспедиции были не бесплодны: они возвращали родине моряков, потерпевших крушение на «Британии».
Ни один из отозвавшихся на призыв Гленарвана храбрых шотландцев не поплатился жизнью. Все они, живые и невредимые, возвращались в свою старую Шотландию. Эта экспедиция напоминала те битвы, которые в древней истории назывались «битвами без слез».
Пополнив свои запасы, «Дункан» двинулся вдоль берегов Патагонии и, обогнув мыс Горн, пошел по Атлантическому океану.
Ни одно путешествие не протекало более благоприятно. Яхта казалась доверху нагруженной счастьем. На борту больше не было тайн. Все было ясно, не исключая и нежных чувств Джона Манглса к Мэри Грант.